Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект - Яков Ильич Корман

Но, несмотря на все сомнения, лирическое мы намерено разорвать цепь: «И если бы оковы разломать…» («Приговоренные к жизни»), — так же как и лирический герой: «Во сне я рвусь наружу из-под гипсовых оков» («Баллада о гипсе»), «И золотую цепь перегрызу» («Когда я отпою и отыграю…»). Поэтому в «Чужой колее» он выбирается из колеи: «Там выезд есть из колеи — / Спасение!»; в «Памятнике» вырывается из гранита: «Когда вырвал я ногу со стоном…» (заметим, что здесь он был прикован к пьедесталу, а в стихотворении «Когда я отпою и отыграю…» «посажен на литую цепь почета»); в «Гербарии» — из гербария: «Сорвемся же со шпилечек, / Сограждане-жуки!» (АР-3-14); в «Горизонте» разрывает канат, натянутый на его пути; в «Беге иноходца» мечтает вырваться из уз, которыми его опутал враг {«Рот мой разрывают удила», «Я согласен бегать в табуне, / Но не под седлом и без узды»); в стихотворении «Я скачу позади на полслова…» вырывается из хлева, где у него были «руки скручены»; а в «Охоте на волков» вырывается за красные флажки.

Такой же прорыв на свободу описывается в песне «О знаках Зодиака» (1974): «И, мартовской мглой вырываясь из пут, / Могучие Рыбы на нерест плывут / По млечным путям до истоков»[2402] (АР-7-200). А годом ранее в «Прерванном полете» автор говорил о себе: «А звездный знак его Телец / Холодный Млечный путь лакал», — что восходит к черновикам «Горной лирической» (1969): «Мой Млечный путь со всех сторон — / Он в море слит» (АР-2-60).

Кроме того, стремление добраться до истоков («по млечным путям до истоков») встретится вскоре в черновиках «Куполов» (1975): «И порогами да перекатами / До истоков дойди, до начал» /5; 358/. Сюда примыкает стремление лирического героя до истины добраться, до цели и до дна («Баллада о Кокильоне»).

Основная же редакция песни «О знаках Зодиака»: «Но, вырвавшись мартовской мглою из пут, / Могучие Рыбы на нерест плывут / По млечным протокам к верховью», — напоминает черновик «Баллады о любви» (1975): «Наперекор течению к верховью / Без паруса на веслах доплыви» /5; 323/.

Ну и, чтобы закончить разговор про песню «О знаках Зодиака», заметим, что здесь вновь встречается образ Тельца из «Прерванного полета»: «А звездный знак его Телец / Холодный Млечный путь лакал» (1973), «И может без страха резвиться Телец / На светлых урочищах мая» (1974).

Этот Телец «резвился на светлых урочищах мая», подобно лирическому герою Высоцкого: «Как бродяга, гуляю по маю» («День-деньской я с тобой, за тобой…», 1966), «Ну а месяц рожденья я выбрал апрель. <…> А за апрелем май бывает (вот поэтому и выбрал), / А в мае любят, а в мае пьют» («Моя метрика где-то в архиве хранится…»[2403] [2404]). Да и в черновиках «Того, который не стрелял» герой, сожалея о гибели своего спасителя, скажет: «Чуть-чуть до мая он не догулял — / Тот паренек, который не стрелял» (АР-3-128). Объясняется это тем, что в мае 1944 года советские войска освободили Крым от фашистов («Наш батальон геройствовал в Крыму»)763.

Таким образом, в песне «О знаках Зодиака» присутствует несколько автобиографических образов: 1) Козерог (о нем мы уже говорили при разборе стихотворения «Он вышел — зал взбесилея…»); 2) Телец, 3) Рыбы, а также 4) «декабрьский Стрелец», который «отстрелялся вконец, / Он мается, копья ломая». Причем рукописный вариант «стрелы ломая» /3; 358/ (поскольку он все-таки стрелец, а не копьеметатель) повторяет действия лирического героя из «Песни конченого человека» (1971), где он тоже «отстрелялся»: «И лук забросил с ослабевшей тетивой, / Все стрелы сломаны — я ими печь топлю» (АР-4-151), — а заодно напоминает ситуацию из «Песни автомобилиста» (1972): «Я поломал свой постоянный посох» /3; 365/; из стихотворения «Я скачу позади на полслова…» (1973), где оружие лирического героя постигла та же судьба: «Мечи мои поломаны, а топоры зазубрены» (АР-14-193); и из «Баллады о брошенном корабле»: «Киль — как старый неровный, зазубренный гриф. / Это брюхо вспорол мне коралловый риф» (АР-4-169).

В заключение добавим, что образ зазубренных топоров находит аналогию в «Песне глашатая» (1974): «Соловей освищет нас, / И пойдет молва, / Что мы духом обнищали / все подряд, / Что заржавлены пищали / у солдат» /4; 401/. И в таком же состоянии бездействия или разрушения оказалось оружие лирического героя в стихотворении «Я не успел» и в «Песне конченого человека»: «Висят кинжалы добрые в углу», «Мой лук валяется со сгнившей тетивой». А вызвано это тем, что сам он «отстранен от всяких ратных дел» («Я скачу позади на полслова…»).

Романы «Двенадцать стульев» и «Золотой теленок» как литературные источники произведений В. Высоцкого

Влияние творчества Ильи Ильфа и Евгения Петрова на поэзию Владимира Высоцкого несомненно.

Первая группа стихотворений, в которой можно отчетливо проследить это влияние, датируется 1967 годом, когда Высоцкий пробовался на роль Остапа Бендера в фильме Михаила Швейцера «Золотой теленок». Причем намеревался сыграть ее на полном серьезе, о чем свидетельствует писатель Аркадий Львов, вспомнивший следующую реплику Швейцера: «Для Остапа Бендера Высоцкий слишком драматичен. Швейцер задумался и добавил: не только как актер драматичен, как человек — драматичен»[2405]. Поэтому на роль Остапа Швейцер выбрал Сергея Юрского.

Итак: «Я тут подвиг совершил — два пожара потушил. / Про меня в газете напечатали. / И вчера ко мне припер вдруг японский репортер — / Обещает кучу всякой всячины. / “Мы, — говорит, — организм ваш изучим до йот, / И мы запишем баш на баш наследственный ваш код”. / Но ни за какие иены / Я не продам свои гены, / Ни за какие хоромы / Не уступлю хромосомы! / Он мне “Сони” предлагал, джиу-джитсою стращал, / Диапозитивы мне прокручивал. / Думал он, пробьет мне брешь чайный домик, полный гейш, — / Ничего не выдумали лучшего. / Досидел до ужина — бросает его в пот: / “Очень, — говорит, — он нужен нам, наследственный ваш код”. <.. > Хоть японец желтолиц — у него шикарный блиц: / “Дай хоть фотографией порадую!” / Я не дал: а вдруг он врет? — вон, с газеты пусть берет — / Там я схожий с ихнею микадою. / Я спросил его в упор: “А ну, — говорю, — ответь: / Код мой нужен, репортер, не для забавы ведь?” <.. > Он решил, что победил, — сразу карты мне открыл, — /