Толкин и Великая война. На пороге Средиземья - Джон Гарт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тем вечером его батальону снова приказали построиться в линию в окопах справа от старой римской дороги, сформировав резерв. Теперь впереди, выше по склону, находилась Королевская ирландская регулярная часть – она занимала передовую траншею. Атаку назначили на десять вечера, затем на три часа отложили. В воздухе висела мелкая морось. По всей видимости, немецкая оборона ничуть не пострадала, и атака оказалась точным повтором событий прошлой ночи. Однако на сей раз фузилёры наблюдали за «бурей и натиском» из тыла. Среди приказов, передаваемых Толкином, был и такой: пятьдесят человек из роты «А» должны были отправиться на полевой склад бое припасов под Ла-Буасселью и поднести снаряды к линии фронта. Но связь то и дело прерывалась, и известие о том, что атака провалилась, достигло дивизии, стоящей в Бузенкуре, только час или более спустя. Ни одну из задач наступления решить не удалось, и единственный успех – немцев удалось-таки отвлечь, чтобы один из британских батальонов смог отрезать их с тыла, – едва не обернулся катастрофой.
Батальон «Уорикширцев» на правом фланге, не встретив сопротивления, достиг траншеи, ведущей на северо-восток от Овилллера – последнего немецкого связующего звена с подкреплениями и провиантом, но когда в смутном мареве забрезжил день 16 июля, «Уорикширцы» оказались в бедственном положении. «За помощью нам надо было возвращаться через тысячу ярдов по неровной, заросшей травой местности, непроходимой при свете дня, которую мы бегом пересекли ночью», – писал в своих мемуарах Чарльз Кэррингтон, один из офицеров окруженного батальона. Прусские гвардейцы вели по ним снайперский огонь и забрасывали гранатами в попытке снять осаду с атакованного гарнизона.
На протяжении всего сырого и душного дня бригада Толкина пыталась пробиться к «Уорикширцам» от своих позиций перед Овиллером. Атаковать через открытую местность в светлое время суток не представлялось возможным, так что Ланкаширские фузилёры подтаскивали гранаты, а «Королевские ирландцы» метали их из-за защищенного угла своей траншеи в немецких защитников. Но крытые блиндажи неприятеля были хорошо укреплены, а прилетающие в ответ гранаты совсем измотали «Королевских ирландцев».
Свежие части толкиновского батальона, подошедшие на исходе дня, огненным шквалом винтовочных пуль и гранат сумели наконец-то переломить ситуацию. Перед самым закатом взметнулся белый флаг и появился солдат в серой форме. Гарнизон Овиллера сдался: двое офицеров и 124 солдата, все – без единой царапины. Фузилёры пробились к застрявшим «Уорикширцам» и вернулись из Овиллера с трофеями: пулеметами и прочей «матчастью».
К тому времени как на следующий день, в понедельник 17 июля, покончили с последними очагами сопротивления, Толкин уже спал. Его сменили на посту через час после полуночи; он добрался до Бузенкура в шесть утра, проведя в бою более пятидесяти часов.
В разгар собственных тяжких испытаний в Овиллере, за пять дней до того, Дж. Б. Смит прислал ему полевую почтовую карточку, с напечатанными на ней типовыми сообщениями (ненужные вычеркивались), извещающую просто-напросто: «Со мной все хорошо». В Бузенкуре Толкина ждало от него письмо. Смит вернулся из Овиллера ровно тогда, когда в городок вошел Толкин; в субботней газете Смит увидел имя Роба в списках убитых. «Я жив-здоров, да только что с того? – писал он. – Пожалуйста, будьте со мною рядом, и ты, и Кристофер. Я страшно устал и невообразимо подавлен этим чудовищнейшим известием. Теперь в отчаянии понимаешь, что такое на самом деле было ЧКБО. Ох, милый мой Джон Рональд, что же нам теперь делать?»
9
«Что-то надломилось…»
Наступление на Сомме настолько было «секретом Полишинеля», что в Англии название «Альбер» передавалось из уст в уста задолго до 1 июля 1916 года. Во второй половине дня в ту страшную субботу пришли новости об атаке, но о ее провале не сообщалось ни словом, сведений о потерях тоже не поступило. В следующий четверг Кэри Гилсон вернулся с женой из Лондона и обнаружил шаблонную полевую карточку от сына с сообщением: «Со мной все хорошо. Напишу при первой возможности». Тем же вечером директор школы написал шутливый ответ, сославшись на друга семьи, который «шлет только карточки и ничего не вычеркивает, так что каждое послание возвещает о том, что он жив-здоров, ранен, доставлен в полевой госпиталь и т. д.». Отражая общее мнение о том, что 1 июля стало переломным моментом, он добавлял: «Немцам крышка». Но теперь семьи одна за другой узнавали о гибели или ранении сыновей. Гилсоны знали, что Роб воюет где-то поблизости от Альбера. В пятницу 6 июля мачехе Роба Донне казалась невыносимой сама мысль о возвращении домой: она была уверена, что там ее ждет телеграмма из военного министерства. В субботу пришло письмо, перечеркнувшее все надежды. Артур Седдон, один из ближайших друзей Роба среди офицеров Кембриджширского батальона, прислал соболезнования в связи с его смертью.
Кэри Гилсон справлялся с горем – или скрывал его, – разглагольствуя о величии жертвы, и пытался занять себя тем, что наводил дополнительные справки и писал некролог. Сестра Роба Молли с головой ушла в работу на благо фронта: она ухаживала за ранеными в госпитале, устроенном в Бирмингемском университете. Но единокровные братья Роба – шестилетний Хью и Джон, которому еще не исполнилось и четырех – горько рыдали, узнав, что их обожаемого «Родди» больше нет. Донна была совершенно раздавлена утратой своего «лучшего друга». Она молилась о том, чтобы газеты не попали в руки Эстели Кинг, которая как раз возвращалась из Голландии.
В письме Седдона говорилось, что Роба «любили все, с кем он общался». Преданный Брэднем рассказывал, что его «любил весь взвод и, скажу без преувеличений, вся рота, ведь он был замечательным офицером и хорошим командиром». Старый майор Мортон заявлял, что Гилсон был ему как сын, и признавался: «Я почти рад, что не смогу вернуться в роту; мне кажется, мне бы на каждом шагу его не хватало»[81]. Райт, субалтерн, деливший с Гилсоном жилье в блиндажах и на квартирах в течение полутора лет, писал, что дружба с Робом «была для меня всем в жизни, полюбить которую я не в силах», и добавлял: «Я мечтал о времени, когда наша дружба неизмеримо созреет и расцветет в дни Мира».
Для Толкина, как и для друзей Гилсона среди «Кембриджширцев», личная потеря добавилась к ужасу и усталости битвы. Психотерапией
