Толкин и Великая война. На пороге Средиземья - Джон Гарт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
14 июля с наступлением сумерек Толкин и его спутники дотащились до Ла-Буассели. В его военную форму был зашит штатный индивидуальный пакет, содержащий стерильную повязку на случай ранения. Под ногами была глина, твердая, но размокшая от дождей и развороченная колесами. С наступлением ночи началось неизбежное движение в обратном направлении: раненых эвакуировали с поля боя. Сияла яркая луна, в небе звездами вспыхивали разрывы снарядов и сигнальные ракеты. По мере того как прежняя британская линия фронта оставалась позади, взгляду открывалось множество небольших деревянных крестов. Это был, как писал Кэррингтон, «совершенно новый пейзаж… взрытая меловая пустыня – траншеи, ямы, воронки, холмы и гребни, иссохшие и поросшие чахлой растительностью, повсюду перевитые ржавыми нитями колючей проволоки». Саму деревню Ла-Буассель уже стерли с лица земли, однако снаряды по-прежнему падали туда с нарастающим визгом, ревом и грохотом. И тут внезапно траншеи изменились: под ногами вместо жидкого грязевого месива появился дощатый настил, стены выросли на пятнадцать футов в высоту, и каждый участок был снабжен отдельной приставной лестницей. То был памятник немецкого инженерного искусства – почти не пострадавший даже в ходе массированного обстрела.
Ланкаширские фузилёры вступили в этот лабиринт и двинулись по немецким траншеям вверх по холму справа от римской дороги. Теперь она вела по насыпи, но деревья уже не обрамляли ее с двух сторон: их полностью изничтожили. Идти приходилось медленно, в колонну по одному. Часть пути пролегала по открытой местности, мимо сломанной санитарной повозки. Эту территорию только что отбили у немцев, причем дорогой ценой. Именно на подступах к Овиллеру Толкин впервые своими глазами увидел «пропавших без вести» на Сомме: темные фигуры, сгорбленные, распростертые на земле или повисшие на колючей проволоке, возвещали о себе тошнотворным смрадом – случайный проблеск света то и дело являл взгляду распухшие, гниющие трупы.
Отойдя от первоначальной линии фронта на расстояние мили, Ланкаширские фузилёры свернули налево в траншею, пересекающую дорогу, нырнули в «Пюрешечную долину» и снова вскарабкались наверх прямиком к Овиллеру – к приземистой линии изгородей и руин на фоне черного неба. Траншею скоро заполонили беспокойные солдаты, расталкивая траншейную команду Инженерного корпуса.
Незадолго до полуночи 14 июля 1916 года холм впереди взорвался светом и грохотом: 7-я бригада пошла в атаку. Ланкаширские фузилёры наблюдали и ждали в резерве, готовясь занять захваченную территорию и удерживать ее от контратакующего противника. Но бригаду отбросили назад. Внезапно поступил приказ резервным войскам присоединиться к повторной атаке в два часа утра. Фузилёры едва успели построиться справа от уцелевших в предыдущем штурме, как им уже скомандовали «Примкнуть штыки!» и бросили в наступление.
Первая цель, траншея, защищающая юго-восточный периметр Овиллера, находилась в ста двадцати ярдах выше по склону, напротив параллельной траншеи, худо-бедно удерживаемой британцами. Но в восточном конце они соединялись третьей траншеей, перпендикулярной: там, за углом, затаились немцы. Так что атакующим пришлось бы пересечь открытую площадку, с двух сторон угла удерживаемую неприятелем и простреливаемую не менее чем шестью пулеметами.
Однако Ланкаширские фузилёры на роковую площадку так и не вступили. Сперва им надо было преодолеть полосу препятствий. До войны фермеры вырубили на склонах террасы, немцы затянули их колючей проволокой, а британцы основательно разворотили снарядами – повсюду зияли гигантские воронки. Фузилёры шли под градом пуль, сквозь хаос проволочных заграждений, и с трудом добрались до первой линии своих траншей.
Той ночью погиб один из субалтернов, тридцатилетний ланкаширец, – он повел свой взвод в атаку. Пятеро офицеров были ранены. Толкин, по всей видимости, боролся там с беспорядочной и несуразной системой связи: работа более безопасная, но уж точно не последней важности. В этой войне людей и машин пехота стоила немного, артиллерия ценилась значительно выше, а самую важную роль играло слово: без оперативной, четкой связи напрасно было и надеяться одержать верх. Еще до битвы на Сомме здесь проложили мощную подземную кабельную сеть, но она, конечно же, доходила только до передовых укреплений. За ее пределами солдаты оказывались во мраке неизвестности и просто-напросто исчезали тысячами. Работа связиста заключалась в том, чтобы развеять этот мрак: помочь наладить систему связи на поле боя и воспользоваться ею.
На самом деле задача эта была практически безнадежной, как Толкин убедился под Овиллером. Наземные линии уже протянулись назад к Ла-Буассели и к полевым телефонам. Батальонные связисты с катушками кабеля были готовы оборудовать новые телефонные станции на захваченной территории. Однако наземные линии легко прослушивались: гудки морзянки доносились на расстояние до трехсот ярдов, поскольку сигнал хорошо проходил через меловой грунт. Телефон использовали в качестве последнего средства, и обязательно с позывными станции, которые Толкину приходилось заучивать («АЕ» для фузилёров, «СВ» для бригады, и т. д.). Флажки, фонари и сигнальные ракеты попросту вызывали огонь противника с немецких опорных пунктов. Большинство сообщений отправляли с гонцами, но посыльным совсем не улыбалось бегать очертя голову под огнем через опасные зоны. Приказы командования доходили до передовых частей не меньше чем за восемь часов.
Три батальона откатились назад; новых атак в ту ночь не намечалось. Пасмурный, туманный рассвет субботы 15 июля озарил склон под Овиллером, заваленный мертвыми телами. Оставив одну роту удерживать первую линию окопов, фузилёры отступили на более безопасное расстояние. Во второй половине дня их вернули обратно в Ла-Буассель, чтобы сформировать команды снабжения для их же собственной бригады, сменившей их на осаде.
Дневной свет лишь усилил ощущение ужаса, нависшего над разоренной пустошью. Художник Джеральд Бренан, сравнивая ее с «предательским, хаотичным взморьем, от которого только что отступил отлив», вспоминал, что местность между двумя деревнями была «изрыта снарядами и усеяна мертвыми телами, многие из которых пролежали там уже три недели… В ходе первой атаки 1 июля эвакуировать раненых было невозможно; и теперь глазам открывалось страшное зрелище: люди набились в воронки от снарядов, накрылись плащ-палатками и так умерли. Некоторые – уроженцы северной Англии – с Библией в руках». Лес колючей проволоки в направлении Овиллера был завален трупами с багрово-черными лицами. «Мухи бесстыдно жужжали над сырой землей, – вспоминал Чарльз Кэррингтон, – на белых меловых холмах кое-где пламенели мрачно-алые маки, в тяжелом воздухе висела едкая вонь взрывчатки и тошнотворный смрад разложения».
Но вот пошли слухи о мощном прорыве кавалерии у Высокого леса к востоку; во всяком случае, вражеская артиллерия Ла-Буассель уже не обстреливала. Немецкие блиндажи тоже служили надежной защитой – если, конечно, не случится прямого попадания во вход. «В сравнении с ними наши выглядели куда как жалко… ямка, вырытая в боковой стенке траншеи, да кусок рифленого железа; в то время как немецкие убежища были снабжены
