Ясновельможный пан Лев Сапега - Леонид Дроздов

и грабеж, учиненный ими в Московском государстве, связывает с тем, что Лев Сапега и члены посольства видели в Москве большое иностранное войско. Наконец, некоторые сообщают, что после битвы под Добрыничами самозванец издал манифест, в котором между прочим говорил, что был в Москве при посольстве Льва Сапеги. Манифеста этого, однако, не сохранилось. Как бы там ни было, если подозревать кого-то из польских нобилей в подстановке самозванца, то прежде всего подозрение должно падать на Льва Сапегу [123, с. 392].

Это мнение является своего рода отправной точкой, отталкиваясь от которой, можно проследить ход мыслей автора «Истории России с древнейших времен». Надо сказать, что С. Соловьев привел только часть доводов, позволяющих говорить о Сапеге как об авторе самозванческой интриги, но доводов весьма убедительных.

Во-первых, безусловно, Сапега как дипломат, который дважды посещал Московию, гораздо лучше других знал состояние дел в этой закрытой для иностранцев стране. Понятно, что были у него там не только враги, но и друзья. Как минимум часть оппозиционно настроенной знати и служивого дворянства (например, дьяки Щелкаловы, князья Шуйские, Богдан Бельский) могли иметь интерес, который совпадал с настроениями самого Сапеги.

Во-вторых, как уже отмечалось, потерпев фиаско в мирных переговорах 1600–1601 годов, Лев Сапега был разгневан на московского царя и, без сомнений, жаждал реванша.

В-третьих, тот факт, что третьего самозванца, Яна Фаустина Лубу, готовили долго и основательно именно по приказу Льва Сапеги, не вызывает сомнений ни у одного из исследователей. Кстати, это засвидетельствовал в своем «Диариуше» воспитатель третьего лжецаревича — православный священник Афанасий Филиппович, тот самый, который после трагической смерти был канонизирован русской православной церковью.

В-четвертых, почти четырехтысячная армия иностранных наемников, состоявшая на службе у московского великого князя в дополнение к стотысячной русской армии, расценивалась Львом Сапегой как реальная военная угроза для ВКЛ. Куда будет направлена эта армада? Только одного этого было достаточно для беспокойства.

Некоторые другие свидетельства современников событий остались без внимания российского ученого.

Со ссылкой на материалы сейма 1611 года другой, не менее известный историк Н. Костомаров указывал: «Источник этого дела, из которого потекли последующие ручьи, по правде, заключается в тайных умышлениях, старательно скрываемых, и не надлежит делать известным то, что должно в последующем предупредить противника… В Речи Посполитой знали что-то, но держали в тайне; мы можем сделать вывод, что именно в польских источниках когда-нибудь откроется что-нибудь неожиданное для объяснения тайны всего этого дела» [96, с. 788, 789]. Н. Костомаров ведет речь о событиях 1611 года, когда сторонники военных действий были на подъеме. Многое из того, о чем мечтали, достигнуто: возвращены Смоленск и Северская земля, Владислав Ваза избран московским царем, предыдущий московский великий князь вместе с братьями и возможными претендентами на трон взяты в плен и заключены в крепостях Речи Посполитой, наконец, представитель Льва Сапеги Александр Гонсевский большей частью контролирует столицу Московии. Так что раскрывать карты в 1611 году у сенаторов Речи Посполитой не было резона. Ведь победителей не судят.

Очень похожую позицию занимает другой российский историк — Эдвард Радзинский. Речь Посполитая была подготовлена к приезду Отрепьева-«Дмитрия» канцлером Львом Сапегой, с которым бояре вошли в отношения еще в бытность его в Москве. Именно поэтому, согласно польским источникам, после посещения Москвы мудрый канцлер вдруг изложил королю чрезвычайный план уничтожения опасной Руси руками самозванцев [108, с. 153]. К сожалению, ссылки на «польские» источники у цитируемого автора отсутствуют. Но просмотрев изданные мемуары, рискну назвать некоторые из них. Вероятнее всего, это «Записки о Московской войне» коронного гетмана С. Жолкевского, «История Московской войны» Н. Мархоцкого, переписка родного брата канцлера А. Сапеги, «Московская хроника» К. Буссова. Еще один источник — протоколы переговоров между посольствами Речи Посполитой и Московии во время царствования Василия Шуйского. Можно к ним причислить и воспоминания Исаака Массы. Разумеется, этот список далеко не полный. Все вышеперечисленные авторы были непосредственными участниками событий начала ХVII века (например, гетман Жолкевский, будучи категорическим противником военных действий против Московии, принимал в военной интервенции этой страны активное участие в силу своего должностного положения), и все они свидетельствуют о причастности Льва Сапеги к интригам с самозванцами.

Тем не менее среди ученых существуют и другие точки зрения. (При этом важно заметить, что, судя по работам, царские историки были ангажированы меньше советских.) В частности, Р. Скрынников за основу своей теории взял высказывание В. Ключевского: «Обвиняли поляков, что они его (самозванца) подстроили, но он был только испеченный в польской печке, а заквашен в Москве» [94, с. 154]. Скрынников не допускает даже и мысли, что какой-то иностранец мог спланировать и осуществить такое дело, как смута, в Московском царстве, ибо в таком случае придется признать и тот факт, что столица империи была оккупирована войсками Речи Посполитой более двух лет (с сентября 1610-го по октябрь 1612 года). Это обстоятельство всячески замалчивается, если о нем и говорят, то неохотно и вполголоса. Это же позор! От Наполеона защитились, Гитлеру не сдались, а какой-то литовский канцлер Лев Сапега не только держал в цепях первых принцев крови Шуйских вместе с отрекшимся от престола Василием, но и сверг с престола династию Годуновых, да и отцу вновь избранного царя, Филарету Романову, пришлось не один год хлебать тюремную баланду в слонимском подземелье.

Возможно, потому и была придумана теория, которая хромает сразу на обе ноги. Ее суть сводится к тому, что авторство интриги приписывается московской знати, недорезанной в свое время Иваном Грозным. На роль Лжедмитрия I этот советский и российский ученый позволяет претендовать только российскому расстриге Григорию Отрепьеву. В обоснование этой теории написан целый ряд книг [116, 117, 119 и др.]. Согласно взглядам Скрынникова, Смута в Московии была обусловлена исключительно внутренними противоречиями и никакой иностранной составляющей не имела. В общем, московское боярство придумало самозванца, чтобы уничтожить неприродного царя (Бориса Годунова), все это — внутреннее дело России, и никакого международного сговора искать не следует.

Этой же дорогой идут и некоторые белорусские историки и писатели. Они демонстрируют полное непонимание ситуации и отсутствие трезвого взгляда на цели и средства внешней политики. Их попытки защитить Льва Сапегу от обвинений, изложенных С. Соловьевым, по меньшей мере кажутся нелепыми. При этом для них будто бы и не новость, что «оставаясь сыном своей эпохи, канцлер Великого княжества при решении международных проблем… не гнушался использовать силу» [52, с. 55] (пер. наш —