Фамильная честь Вустеров - Пэлем Вудхауз

     – Боюсь, сэр...

     – Ну же, Дживс.  Сейчас не время для nolle prosequis. Знаю,  вы любите действовать  тонко, но  поймите,  сейчас это не  даст  толку. Сейчас  только лопата и  поможет. Можете подойти к нему, затейте  разговор, держа лопату за спиной, чтоб он не видел, и, дождавшись психологически удобного...

     – Прошу прощения, сэр. По-моему, сюда идут.

     – Так поразмыслите над тем, что я сказал. Кто идет сюда?

     – Сэр Уоткин и миссис  Траверс,  сэр. По-моему, они хотят нанести  вам визит.

     – А  я-то мечтал, что  меня долго  не будут тревожить.  Но все  равно, пусть войдут. У нас, Вустеров, для всех открыта дверь.

     Но когда дверь  отперли, вошла только  моя тетушка. Она  направилась  к своему любимому  креслу и всей  тяжестью плюхнулась  в него. Вид  у нее  был мрачный, ничто не пробуждало надежды, что она принесла  благую весть, что-де папаша Бассет,  вняв доводам разума, решил отпустить меня  на волю. Но, черт меня подери, именно эту благую весть она и принесла.

     – Ну что же,  Берти, – сказала она, немного погрустив в  молчании, – можешь складывать свой чемодан.

     – Что? – Он дал задний ход.

     – Как, задний ход?

     – Да. Снимает обвинение.

     – Вы хотите сказать, меня не упекут в кутузку?

     – Не упекут.

     – И я, как принято говорить, свободен как ветер?

     – Свободен.

     Возликовав в сердце своем, я так увлекся отбиванием чечетки, что прошло немало  времени, пока  я  наконец заметил: а  ведь  кровная родственница  не рукоплещет моему искусству.  Сидит  все  такая же мрачная. Я  не  без  укора посмотрел на нее. – Вид у вас не слишком довольный.

     – Ах, я просто счастлива.

     – Не  обнаруживаю  симптомов  означенного  состояния,   –   сказал  я обиженно. –  Племяннику  даровали  помилование  у  самого подножья эшафота, можно было бы попрыгать и поплясать с ним.

     Тяжелый вздох вырвался из самых глубин ее существа.

     – Все не так просто.  Берти,  тут есть закавыка. Старый хрен  выставил условие.

     – Какое же?

     – Я должна уступить ему Анатоля.

     На меня напал столбняк.

     – То есть как – уступить Анатоля?

     – Да,  милый племянник, такова  цена твоей свободы. Негодяй обещает не выдвигать против тебя обвинение,  если  я соглашусь уступить Анатоля. Старый шантажист, гореть ему синим пламенем прямо здесь, на земле!

     Какое страдание было в ее лице! А ведь совсем недавно  я  слышал от нее похвальное  слово  шантажу, просто дифирамбы, хотя истинное удовольствие  от шантажа получает лишь  тот,  кто правильно  выбрал  роль. Оказавшись в  роли жертвы, эта женщина страдала.

     Мне и  самому было тошно. Рассказывая эту историю,  я не упускал случая выразить свое восхищение  всякий  раз, как  речь  заходила об Анатоле,  этом несравненном кудеснике, и  вы, несомненно, помните,  что, узнав от  тетки  о подлой попытке сэра Уоткина Бассета переманить  его к себе во время визита в "Бринкли-Корт", я был потрясен до глубины души.

     Конечно, тем, кто не едал вдохновенных творений этого великого маэстро, трудно  вообразить, какую  огромную  роль в общем  ходе  событий играют  его жаркие  и  супы.  Могу сказать только одно: если вы хоть раз вкусили одно из его блюд, вам открывается истина: жизнь  лишится смысла и поэзии, если у вас отнимут надежду вкушать его изыски  и  дальше. Мысль, что тетя Далия  готова пожертвовать этим восьмым  чудом света всего  лишь ради того,  чтобы  спасти племянника от кутузки, поразила меня в самое сердце.

     Не помню, чтобы я когда-то в  своей жизни был так глубоко растроган. На глаза навернулись слезы. Она напомнила мне Сидни Картона.

     – И вы всерьез решили  отказаться  от Анатоля ради моего спасения?  – прошептал я.

     – Конечно.

     – Никогда! Я и слышать об этом не хочу.

     – Но ты не можешь сесть в тюрьму.

     – С удовольствием сяду, если  этот  виртуоз,  этот волшебник останется по-прежнему у вас. Не  вздумайте  согласиться на наглые посягательства хрыча Бассета.

     – Берти! Ты это серьезно?

     – Более чем серьезно. Что такое  тридцать  дней  усиленного  тюремного режима? Сущий  пустяк. Они пролетят как одна минута.  Пусть Бассет лопнет от злости. А когда я отсижу свой срок, – продолжал я  мечтательно,  – и снова окажусь на свободе, пусть  Анатоль покажет, на что он способен. За  месяц на хлебе и воде или на баланде – чем там кормят в этих заведениях – я нагуляю зверский аппетит. В тот день, когда  меня выпустят, я хочу, чтоб меня ожидал обед, о котором будут слагать песни и легенды.

     – Он будет тебя ждать, клянусь.

     – Можем прямо сейчас составить предварительное меню.

     – Конечно,  зачем  терять  время. Начнем  с  черной  икры?  Или с дыни канталупы?

     – Не "или", а "и". Потом суп.

     – Суп или бульон?

     – Бульон, прозрачный крепкий бульон.

     – Ты не забыл суп-пюре из крошечных кабачков?

     – Ни на миг. А что вы скажете относительно консоме из помидоров?

     – Может быть, ты прав.

     – Думаю, что прав. Просто уверен.

     – Пожалуй, стоит предоставить составление меню тебе.

     – Это самое мудрое.

     Я взял карандаш  и  лист бумаги и через  каких-нибудь  десять минут был готов огласить результаты.

     – Вот меню обеда, как  я  его себе представляю, не считая  дополнений, которые мне придут в голову во время пребывания в камере. И я прочел:

     "LE ОБЕД

     Икра черная свежая

     Дыня канталупа

     Консоме из помидоров

     Сильфиды под раковым соусом

     Мечта гурмана из цыплят "Маленький герцог"

     Молодая спаржа с соусом сабайон а-ля Мистингет

     Паштет из гусиных печенок, вымоченных в шампанском "Альпийские      жемчужины"

     Зобные железы двухнедельных телят, запеченные в тесте по-тулузски

     Салат из цикория и сельдерея

     Сливовый пудинг

     "Вечерняя звезда"

     "Белые бенедиктинцы"

     Пломбир "Нерон"

     Les пирожные, торты, желе, муссы, бланманже, петиту, булочки, пышки      "Дьяволята"

     Фрукты"

     – Ну как, тетя Далия, ничего не упустил?

     – Если и упустил, то не слишком много.

     – В  таком случае  позовем этого негодяя и объявим,  что плевать мы на него хотели! Эй, Бассет! – закричал я.

     – Бассет! – подхватила тетя Далия.

     – Бассет!  – рявкнул я так,  что стекла задрожали.  Стекла продолжали дрожать, когда в комнату влетел недовольный Бассет.

     – Какого дьявола вы тут разорались?

     – А, пожаловали наконец.

     Я без преамбулы перешел к сути:

     – Бассет, мы на вас плюем.

     Старик был  явно  обескуражен.  Вопросительно  поглядел  на тетю Далию. Видно, подумал, что Бертрам Вустер изъясняется загадками.

     – Он говорит  о вашем идиотском  предложении снять обвинение,  если  я уступлю  вам  Анатоля, –  объяснила  любимая родственница.  –  В жизни  не слышала ничего глупее. Мы хорошо посмеялись, верно. Берти?

     – Чуть со смеху не лопнули.

     На старика напала оторопь.

     – Вы что же, отказываетесь?

     – Конечно, отказываемся.  Уж я-то должна была знать своего племянника: разве  можно  хоть на минуту предположить,  что  он способен принести в  дом тетки горе и лишения, лишь бы избавить себя от мелких неудобств? Вустеры так не поступают, верно, Берти?

     – Никогда.

     – Они не из тех, кто думает только о себе.

     – Что нет, то нет.

     – Как я  могла оскорбить его,  рассказав о вашем  предложении?  Берти, прости меня.

     – Ну что вы, что вы, дорогая тетушка.

     Она стиснула мою руку.

     – Спокойной  ночи,  Берти,  спокойной ночи –  вернее,  аu revoir.  До скорой встречи.

     – Именно до скорой. Мы увидимся, когда на  полях расцветут маргаритки, а может, еще скорее.

     – Кстати, ты не забыл  средиземноморскую форель, посыпанную укропом?

     – Ах,  черт,  забыл.  И седло барашка с  салатом-латуком  по-гречески забыл. Впишите и то и другое, пожалуйста.

     Она  величественно  удалилась, одарив  меня  на  прощанье  взглядом,  в котором  сияли  и нежность,  и  восхищение,  и  благодарность,  и  в комнате ненадолго воцарилось  молчание – лично  я молчал высокомерно. Но вот папаша Бассет произнес вымученно ядовитым тоном:

     – Что  ж, мистер Вустер,  видно, вам  все же не  миновать расплаты  за совершенную глупость.

     – Я готов.

     – Я  разрешил вам провести ночь под моим  кровом, но теперь передумал. Отправляйтесь в полицейский участок.

     – Какой вы мелкий, злопамятный тип, Бассет.

     – Ничего подобного. Несправедливо лишать полицейского Оутса нескольких часов заслуженного отдыха ради вашего удобства. Сейчас пошлю за ним.