Фамильная честь Вустеров - Пэлем Вудхауз

     Заявление вызвало смешанную  реакцию  у прессы. Юстас Оутс, несомненно, его  поддержал.  Он  на  миг оторвал  взгляд от  каски  и  в  знак одобрения улыбнулся; если бы не въевшаяся в плоть и кровь привычка к дисциплине, он бы наверняка крикнул: "Правильно! Правильно!"  Мы  же с тетей Далией, напротив, не одобрили выступавшего.

     – Полно, сэр Уоткин, перестаньте, ну что вы, в самом деле, – кинулась увещевать его тетя Далия, всегда грудью встающая на  защиту интересов клана. – Вы не можете так поступить.

     – Могу, мадам, и непременно  поступлю.  – Он протянул руку в  сторону Юстаса Оутса:

     – Полицейский!

     Он не добавил: "Арестуйте  этого  человека" или "Выполняйте ваш долг!", но  бравый  служака и без того понял. Он  истово  заковылял  ко  мне.  Я  не удивился бы, положи он мне руку на плечо или достань наручники и защелкни на моих запястьях, однако ничего подобного не произошло. Он  просто встал рядом со мной, будто мы собирались исполнить танцевальный дуэт,  и остался стоять, раздуваясь от важности.

     Тетя Далия продолжала улещивать и урезонивать папашу Бассета:

     – На что это похоже? Вы приглашаете человека к себе в гости и, едва он переступает порог вашего дома, препровождаете его  в  кутузку.  Если  таково глостерширское гостеприимство, тогда помоги Бог Глостерширу.

     – Мистер Вустер  явился не по  моему приглашению, его  пригласила  моя дочь.

     – Не вижу разницы. С вас это не снимает ответственности. Он ваш гость. Он ел ваш хлеб и соль. И  уж раз  речь зашла  о соли, позвольте сказать вам, что суп сегодня вечером был пересолен.

     – Вы так считаете? – спросил я. – На мой вкус, в самый раз.

     – Нет. Пересолен.

     – Приношу извинения за промах моей поварихи, – включился в обсуждение папаша Бассет. – Возможно, скоро у меня будет другой повар. А пока вернемся к  предмету,  который мы  обсуждали.  Мистер Вустер  арестован,  и завтра  я предприму необходимые шаги, чтобы...

     – А что с ним будет сейчас?

     – У нас в деревне есть небольшой, но отлично оборудованный полицейский участок, им ведает полицейский Оутс. Без сомнения, Оутс  сможет устроить там мистера Вустера.

     – Неужели вы собираетесь волочь  беднягу  в  полицейский участок среди ночи? Пусть он хоть выспится в приличной постели.

     – Ну что ж, не вижу препятствий. Зачем  проявлять ненужную жестокость. Мистер Вустер, вы можете остаться в этой комнате до завтра.

     – Благодарю вас.

     – Я запру дверь...

     – Пожалуйста.

     – И возьму с собой ключ.

     – Сделайте одолжение.

     – А полицейский Оутс остаток ночи будет стоять под окном на посту.

     – Как вы сказали, сэр?

     – Мистер  Вустер славится своим пристрастием  кидать из окна  все, что попадется под руку, – так я принял меры предосторожности. Оутс, советую вам занять ваш пост немедля.

     – Слушаю, сэр.

     В  голосе   служаки  я  уловил   покорную  тоску,  было  ясно,  что  от самодовольного  злорадства,  с которым он наблюдал только что  разыгравшуюся сцену, не осталось и следа. Видно, он разделял мнение тети  Далии касательно восьми часов сна. Уныло отдал честь и с угнетенным видом  поплелся выполнять приказание. Ему вернули каску, но, судя по его виду, он задавал себе вопрос, каской ли единой жив человек.

     – А  теперь,  миссис  Траверс,  мне бы  хотелось  побеседовать с  вами наедине, если вы не против.

     Они отчалили, и я остался один.

     Не стыжусь  признаться, что, когда  ключ повернулся в замке, меня будто ножом полоснули. С одной стороны, было приятно сознавать, что хоть несколько минут ко  мне в спальню никто не ворвется, с другой – никуда не денешься от мысли, что я в заточении и что в оном мне пребывать долго.

     Конечно, Бертраму Вустеру все это было не внове, ведь я слышал, с каким лязгом  захлопнулась за  мною  дверь камеры на  Бошер-стрит.  Но тогда  меня поддерживала уверенность,  что в крайнем  случае меня ожидает выговор, ну на худой конец – позднее это подтвердилось – урон моему бумажнику.  Тогда мне не грозило, проснувшись завтра, отправиться на тридцать дней за решетку, где мне вряд ли будут подавать по утрам любимую чашку чаю.

     Не помогало и сознание того. что я невиновен. Стиффи Бинг сравнила меня с Сидни Картоном, но это слабо утешало. Я с этим субъектом не знаком, слышал только, что он вроде бы подставил  себя ради девушки, и потому в моих глазах он побил  все рекорды по  дурости. Сидни  Картон и Бертрам  Вустер, вы  друг друга стоите, вам обоим принадлежит пальма первенства.

     Я подошел к окну, выглянул.  Вспомнив,  какое  отвращение выразилось на физиономии стража закона, когда ему  приказали  стоять на посту всю ночь,  я подумал со слабой надеждой: может быть, он плюнет на свои  обязанности, едва начальство уберется,  и – домой, дрыхнуть. Но Оутс  был на месте, вышагивал взад-вперед  по  газону,  воплощенная  бдительность.  И  только я подошел  к умывальнику, взял кусок мыла, чтобы запустить  в него – надо же хоть как-то облегчить истерзанную душу, – как  вдруг  услышал,  что кто-то поворачивает дверную ручку.

     Я подкрался к двери и прижал губы к замочной скважине:

     – Кто там?

     – Это я, сэр. Дживс.

     – А, Дживс, привет.

     – Кажется, дверь заперта, сэр.

     – Вам  правильно  кажется, Дживс, так  оно  и есть. Меня запер  папаша Бассет и ключ унес с собой.

     – Что это значит, сэр?

     – Я арестован.

     – Не может быть, сэр.

     – Что вы сказали?

     – Я сказал: "Не может быть, сэр".

     – Вы так считаете? Еще как может. Увы. Сейчас все расскажу.

     Я сделал precis[23] того, что здесь произошло. Слышно было плохо, мы говорили через дверь, но, мне кажется,  рассказ вызвал множество сочувственных комментариев.

     – Ужасная незадача, сэр.

     – Хуже не придумаешь. А какие новости у вас, Дживс?

     – Я  пытался  разыскать мистера Спода,  сэр,  но он пошел погулять  по окрестностям. Без сомнения, скоро вернется.

     – Бог с  ним, он  нам больше  не  нужен. События  развивались с  такой скоростью, что Спод ничего уже не мог бы сделать. Что-нибудь еще разузнали?

     – Перебросился словечком с мисс Бинг, сэр.

     – Я бы  сам не  прочь переброситься  с  ней словечком.  Что эта  особа сказала вам?

     – Мисс Бинг, сэр,  находилась  в чрезвычайном расстройстве, сэр Уоткин Бассет запретил ей думать о браке с преподобным мистером Пинкером.

     – Боже милосердный! Но почему, Дживс?

     – У сэра Уоткина Бассета  возникли  подозрения  относительно той роли, которую сыграл  мистер Пинкер в  инциденте с коровой, позволив ее похитителю скрыться.

     – Почему вы говорите "похитителю"?

     – Из осторожности, сэр. И у стен есть уши.

     – Ага, понимаю. Очень мудро с вашей стороны, Дживс.

     – Благодарю вас, сэр.

     Я принялся  размышлять о том,  что узнал  от Дживса. Да,  этой ночью  в Глостершире не одно сердце истекает кровью. Меня кольнула жалость. Хоть  я и вляпался в эту абракадабру по вине  Стиффи, я не желал вздорной девице зла и сочувствовал ей в этот горестный час.

     – Итак,  он  разбил  жизнь не только Гасси и Мадлен, но также Стиффи и Пинкеру. Старый хрен уж очень разошелся нынче, вы согласны, Дживс?

     – Как не согласиться, сэр.

     – И, как я понимаю, ничем  беде помочь нельзя. Вы не можете что-нибудь сочинить?

     – Нет, сэр.

     – А  если  вспомнить  о  беде, в которую попал я, вам пока не пришло в голову, как меня вызволить?

     – Пока ясного плана нет, сэр. Но я обдумываю одну идею.

     – Думайте, Дживс, хорошенько думайте. Не жалейте мозгов.

     – Сейчас пока все очень туманно.

     – Наверно, в вашем плане нужна большая тонкость?

     – Именно, сэр.

     Я  покачал  головой. Конечно,  зря  старался, не  видел  он меня  через стенку. Однако ж все равно покачал.

     – Дживс, у  нас  нет  времени плести  хитроумные  интриги и  проявлять змеиное коварство.  Нужно действовать быстро. И вот  о чем  я подумал. Мы  с вами давеча вспоминали,  как сэра Родерика  Глоссопа заточили в  теплицу,  а полицейский  Добсон  охранял  все  выходы.  Не  забыли,  какую  спасательную операцию придумал папаша Стокер?

     – Если я не ошибаюсь,  сэр,  мистер Стокер выдвинул идею о  физическом нападении на полицейского. "Огреть его по башке лопатой!" – кажется, так он это сформулировал.

     – Совершенно верно, Дживс,  именно эти слова он и произнес. И  хотя мы отвергли его идею, сейчас мне кажется, что он проявил немного грубоватый, но крепкий и надежный здравый смысл. Эти простые, выбившиеся из низов люди идут прямо  к цели,  не  отвлекаясь ни на  что  второстепенное. Полицейский  Оутс сторожит меня под окном. Связанные простыни по-прежнему у меня. Я легко могу привязать их к ножке  кровати или еще к чему-нибудь. Если вы  найдете лопату и...