Лавка запретных книг - Марк Леви

куда ее отвести. Через десять минут, натрудив больную ногу быстрой ходьбой, он остановился перед киоском с блинами и продиктовал заказ, не спрашивая мнения Анны. Та, попробовав блин с каштанами, вытаращила глаза и спросила торговца:

– Это с настоящими каштанами?

– Если вам нравятся мои блины, то извольте проявлять вежливость.

Спустя два блина, насытившаяся и сияющая, она не скрывала восторга.

– Тебе полегчало? – спросил Митчу Анну на ходу.

– Не сердись на меня, я вся на нервах.

– За что мне на тебя сердиться? Ты спасла меня от пищевого отравления. Не исключено, что перед смертью Салинас ужинал как раз в том ресторане.

– Я слишком много на себя взвалила. Надо бы остановиться, пока не поздно, и спросить у Хосе, не нужна ли ему помощница.

– Самое главное – верить в себя, Анна.

– Это погоня за несбыточной мечтой, мне не по плечу одновременно готовить, придумывать новое и управлять рестораном.

– Жизнь длиннее, чем принято думать, я знаю это по опыту. Терпение, ты сама в этом убедишься.

Они вернулись к грузовичку, Митч сел за руль и поехал домой к Анне. Там они сразу поднялись в спальню.

Он раздел ее, крепко обнял, прижал к себе и понес на постель, вкладывая в ласки и в поцелуи всю свою любовь. Анна погрузила пальцы в его волосы, она с наслаждением принимала каждое его сильное, но полное нежности движение, пьянея от поднимающегося внутри нее восторга. Из ее горла вырвался долгий крик, вся она пылала, дыхание стало прерывистым, словно она разучилась мерно дышать. Зарывшись лицом в плечо Митча, она медленно возвращалась к жизни.

– Познакомившись с тобой, – шептала она, – я впервые в жизни почувствовала себя в безопасности. От тебя исходило что-то необъяснимое. Это было не ощущение, а почти что уверенность, что теперь все будет не так, как раньше. Ты так старался во мне разобраться, и я упрекаю себя за то, что не делала того же. Митч, я не знаю, как долго мы останемся вместе – десять месяцев, десять или сто лет, будет ли у нас время прожить все обещания и все горести, но обещай мне, что, если однажды, когда ты будешь передо мной, я тебя не увижу, ты мне скажешь на тебя посмотреть; если я не услышу тебя, когда ты будешь рядом, ты мне скажешь тебя выслушать. Я знаю сегодня, насколько это важно, это важнее всего, и не хочу забыть это завтра.

____________________

Глубокой ночью, когда Митч крепко спал, Анна тихо встала, медленно натянула рубашку, брошенную у кровати, и спустилась вниз, останавливаясь при каждом скрипе паркетины, прежде чем ступить на следующую ступеньку.

Сев за кухонный стол, она открыла блокнот Салинаса.

Первая же фраза походила на признание:

В этом издыхающем обществе в каждом надо видеть могущественного врага. Это единственный способ бороться с безумием и с исступлением.

Она перевернула страницу и стала читать дальше. Прошел час, и дурное предчувствие заставило ее поднять голову. Темнота пахла опасностью. Глядя на стоящие вдоль тротуара машины, она вроде бы увидела кого-то за рулем одной из них. Седан был припаркован слишком далеко, чтобы Анна смогла его разглядеть, но она привыкла доверять своему инстинкту, он никогда ее не обманывал.

25

«451 градус по Фаренгейту»

Они уехали утром. Анна довезла Митча до его магазина, потом сделала покупки и вернулась в свой ресторан. Подрядчик обещал явиться в десять утра, чтобы обсудить с ней, что еще остается доделать и отшлифовать. В слове «отшлифовать» ей слышался преувеличенный оптимизм.

Митч продал за утро всего две книги и решил отправиться к одиннадцати часам во Дворец правосудия. С мыслью о мадам Берголь он повесил на дверь бумажку с обещанием вернуться в четырнадцать часов.

Судебный секретарь встретил его чуть ли не с распростертыми объятиями, радуясь в своем пыльном одиночестве разнообразию. Этот человек походил на ребенка, когда вручал Митчу его дело и пододвигал ему стул.

– Мне пора в зал суда, – сказал он. – Читайте спокойно, только ничего не трогайте, у меня здесь продуманный беспорядок.

Митч, уже погрузившийся в чтение, ответил неопределенным жестом. Секретарь вышел и затворил за собой дверь.

С первых же страниц Митч нырнул в воспоминания о нескольких часах, проведенных им на скамье подсудимых, и у него защемило сердце. Тогда он по простоте душевной искренне верил, что этот маскарад кончится заключением об отсутствии состава преступления и что он скоро вернется домой, в худшем случае обязанный заплатить штраф; ему и в голову не могло прийти, что пройдет целых пять лет, прежде чем он опять отопрет дверь своего книжного магазина.

Он почти ничего не помнил из произнесенного в тот день, как будто не присутствовал на собственном суде. В памяти осталось только безразличное выражение на лице его адвоката, когда он увидел его в зале суда. Митч не понял тогда, что тот избегает на него смотреть, – решил, что ему просто скучно. Но чем внимательнее он читал сейчас свое дело, тем лучше понимал, что исход той игры краплеными картами был предрешен заранее. Его адвокат ни разу не попробовал скрестить шпаги с прокурором и не подумал возразить, когда Салинас клеймил подсудимого в худших грехах, доказывая присяжным, что перед ними конченый извращенец, пропащий рецидивист, сознательно толкающий молодежь на кривую дорожку.

Взгляд Мичта упал на «улику номер три», названную Салинасом «неопровержимым доказательством», и он чуть не свалился со стула, читая слова прокурора.

«451 градус по Фаренгейту» – книга, которую обвиняемый упорно продает нашим детям, хотя это категорически запрещено, и не зря. Самоубийство, девушка семнадцати лет, живущая в окружении мужчин, без матери, маленькая антисоциальная зазнайка, воображающая себя особенной просто потому, что любит поразмышлять. Такова мораль, которую этот книготорговец с низменным удовольствием распространяет. Сам текст этого романа выдает намерения обвиняемого. Герой, вернее, жалкое главное действующее лицо этого скандального повествования, не любит свою жену, его совесть неспокойна, потому что он нарушает закон – и как? Похищая запрещенную властями книгу. Видеть в этом простое совпадение – значит не видеть вообще ничего.

Секретарь отметил, что прокурор сильно повысил голос, смутив присяжных и принудив судью попросить его вести себя сдержаннее.

Человек, убивающий командира пожарных, приехавших тушить пожар, пожирающий его дом, бросает своих родных и находит убежище в общине маргиналов, якобы умеющих запоминать наизусть содержание книг. Таков вкратце яд, который выделяет и превращает в товар обвиняемый. Моему оппоненту не следует подвергать сомнению происхождение этой поджигательской книжонки, покушающейся на