Сестры Шред - Бетси Лернер

одиноко, и он приходил с коробкой кексиков; мы подолгу смотрели старые серии «Молодоженов». Мы сходили в галерею Клойстерс в верхнем Манхэттене, и Джош показал мне стеновые гобелены под названием «Охота на единорога». На последнем гобелене единорог пребывал в неволе за деревянным забором. Бросалось в глаза то, что ограда была слишком низкой, чтобы удержать это существо, но оно оставалось в плену, скованное своим мифическим недугом. Выйдя в сад, оформленный в средневековом стиле, мы долго сидели, глядя на Гудзон и Палисейдс[25], и молчали. Нас можно было принять за долго проживших вместе супругов, у которых закончились темы для разговора.

Иногда Джош вел себя странно. Однажды вечером он зашел, мы заказали китайскую еду с доставкой, но он ушел до того, как ее принесли. В другой раз он попросил взаймы сто долларов, а когда я ответила, что у меня нет наличных, попросил снять деньги в банкомате. Схватив пачку двадцаток, Джош тут же убежал, обещав позвонить. Потом он появился у меня на работе, надеясь заинтересовать меня издательской идеей. Он нашел подержанный экземпляр «Сиддхартхи» Гессе, принадлежавший поэту-битнику Аллену Гинзбергу. На страницах осталось множество рисунков Гинзберга, каких-то каракулей и стихотворных строк. Джош хотел опубликовать их в таком виде и попросил помочь. Я не выразила особого энтузиазма, и он тут же сказал: «Ладно, забудь, найду кого-нибудь еще».

Отцу Джоша исполнялось шестьдесят лет, и мать хотела устроить по этому случаю вечеринку-сюрприз. Джош попросил меня взять для него машину напрокат. Я вызвалась сама сесть за руль и поехать с ним на праздник, но Джош сказал, что должен поехать один.

– Есть еще одно незаконченное дело, – объяснил он.

Мне совсем не хотелось, чтобы он ездил с просроченными водительскими правами на машине, арендованной на мое имя, но я уступила его мольбам. Джош вернул машину вовремя, и я уже решила, что опасения были напрасными, но через неделю получила письмо из Транспортного управления Нью-Джерси, в котором сообщалось, что машина проехала пункт сбора возле Атлантик-Сити без оплаты.

Я позвонила Джошу и потребовала объяснений. Да, он ездил в казино и даже не пытался этого отрицать.

– Ты не был на юбилее отца?

– Вот такое я дерьмо.

– Джош…

– Я не могу смотреть ему в глаза.

– Ты издеваешься надо мной?

– Ну, ты же его видела… – протянул он, как будто это все объясняло.

Я решила больше не одалживать ему денег и не пускать к себе ночевать.

– Извини, не могу, – ответила я на его очередную просьбу.

– Как поживает мое солнышко? – Каждое утро мужчина в кофе-фургончике возле моей работы встречал меня широкой улыбкой, с каким бы мрачным видом я ни подходила. – Молоко и один сахар, все верно?

Мне вдруг пришло в голову, что в центре Нью-Йорка есть ровно один человек, который знает, какой кофе я люблю. Чудесно это или трогательно? Я не понимала, как отнестись к этому факту. В одном женском журнале я прочла, что если вас каждый день кто-нибудь приветствует, это укрепляет иммунную систему. А продавец кофе считается?

Я уже направилась на работу, когда из-за фургончика вышел Джош. Он был в грязном плаще, бейсболка надвинута на лицо.

– Джош, какого черта!

– Мне нужны деньги.

– Какого черта ты бродишь вокруг моего дома?

– Прости меня, прости…

– Не смей приходить в мой дом в таком виде. Я там живу.

– Мне правда жаль.

– На что ты подсел?

Он не ответил. Я купила ему чашку кофе и гигантскую глазированную медвежью лапу, и мы пошли в ближайший парк – вообще-то, не парк, а часть квартала, уставленную грязными столиками, плюс несколько деревьев, похожих на перевернутые метлы. Джош с жадностью проглотил выпечку, и его тут же вырвало в мусорное ведро.

– Господи, прости, пожалуйста…

Я поискала салфетку. Из глаз и носа у него потекло, и он утерся рукавом.

– Джош, я не смогу тебе помочь, если ты не расскажешь мне, что происходит.

Под грохот метро и топот пассажиров Джош признался, что употребляет. «Любовь с первого взгляда», как он выразился. Его уволили с работы, друзья перестали с ним общаться. Потом и Эллен его прогнала. Он растерял и распродал все свои вещи и ютился в многоквартирном доме в Ист-Виллидж, пока здание не снесли. Затем он прибился к группе таких же наркоманов в парке Томпкинс-сквер. По ходу своего монолога он часто повторял: «Знаю, это моя вина. Я сам во всем виноват». Потом принялся извиняться за все те случаи, когда вытягивал из меня деньги.

– Да ты пять минут назад просил денег.

Губы у него потрескались, а ботинки были заклеены скотчем, как у клоуна. В мочке уха, где раньше была серьга, виднелся едва заметный след – серьгу он, видимо, заложил. Джош рассказал, что однажды увидел на улице свою сестру. Она его, безусловно, узнала, но даже не остановилась. Джош видел на ее лице отвращение – такое же, как на лицах прохожих. Он хотел окликнуть ее, но боялся, что она отвернется от него и расскажет родителям. Реальность Джоша перемежалась кадрами из детских впечатлений в обратной перемотке: он поднимался вверх по горке, падал вверх по ступенькам. Сегодня утром он проснулся в вестибюле офисного здания на Пятой авеню; Джош лежал там, скорчившись, к нему подошел охранник, пнул его в голень и велел убираться вон.

Он начал задыхаться, но на меня это мало подействовало. Он искал очередную дозу, а не помощь. Возможно, он уже порылся в моей сумочке и забрал бумажник. Потом он перестал плакать, измучившись, как младенец, и вытер лицо салфеткой. Раньше Джош всегда носил отглаженный носовой платок, иногда надевал подтяжки и фетровую шляпу – дань моде прошлых десятилетий. Он называл это куражом. Иногда у него это действительно хорошо получалось, а иногда напоминало игру в переодевание. Джош, глядя в сторону, захлюпал носом и сообщил, что хочет покончить с собой.

Через несколько дней после всех необходимых приготовлений мы с Джошем отправились в реабилитационный центр в Пенсильвании. По дороге мы обвенчались в церкви размером с туалет и благоухавшей примерно так же. Это стоило сто долларов: пятьдесят взяли за свидетельство о браке и пятьдесят за церемонию, которую провел парнишка в футболке с принтом группы «Мотли Крю» и белой атласной жилетке. У Джоша началась ломка, и он едва держался на ногах. Вернувшись в машину, он забрался на заднее сиденье, сблевал в пакет из-под бургеров, оставшийся после нашего последнего перекуса, и задремал – до следующего приступа.

Я знала, что затея эта рискованная и может плохо