Сестры Шред - Бетси Лернер

из любимых фраз моей матери: «Если бы люди поменьше занимались работой над собой и побольше своей работой, мир стал бы лучше».

Пол спросил, не возникало ли у меня желание покончить с собой.

– Нет, нет. – Мне было стыдно признаться, что мысль броситься под автобус или прыгнуть с крыши многоэтажного дома приходила мне в голову.

– Я обязан был это спросить, – виновато произнес Пол.

Тут я расплакалась.

– Эми, может быть, тебе стоит приходить почаще?

– Не знаю, может быть…

– Можно подобрать какое-нибудь лекарство.

В то время появился какой-то новый чудодейственный препарат, который даже поместили на обложку журнала «Тайм». Люди, десятилетиями страдавшие от депрессии, внезапно очнулись и почувствовали запах цветов. Я сильно сомневалась в пользе медикаментов, особенно после того, как все попытки вылечить ими Олли потерпели крах. Поэтому я согласилась в это кризисное для меня время встречаться с Полом дважды в неделю.

В конце сеанса я собрала свои вещи и поблагодарила Пола.

– Продолжим в следующий раз, – сказал он в качестве резюме и поощрения.

– С удовольствием, – кивнула я.

Шли дни; я стала относиться к своему прошлому снисходительней, меньше укоряла себя. Не сказать, что мне это много дало, но жить стало легче. Я начала ходить в бассейн. Плыви или тони, Шред, твердила я себе. Я записалась в группу любительниц утреннего плавания – мы здоровались друг с другом в раздевалке, жаловались друг другу на мужчин, заполонивших дорожки, на концентрацию хлора в воде, а когда одевались и шли на работу – на погоду. Через какое-то время я перезнакомилась там со всеми.

Кортни отчаянно добивалась моего прощения и благословения. После нашей ссоры я старалась поменьше встречаться с ней на работе и полгода не отвечала на ее звонки. Я знала, что она страдает от этого бойкота и чувствует себя виноватой из-за Марка; но она пошла на это осознанно, рискуя нашей дружбой. Однажды в столовой я увидела ее за нашим обычным столиком у окна и села рядом. Не раздумывая, просто села за тот же столик – и все.

– Я скучала по тебе, Шредди, – выдохнула Кортни.

Мы на удивление легко вернулись к своим прежним ролям, стали сплетничать о коллегах и жаловаться на авторов.

– Не знаю, хочешь ли ты это слышать, – произнесла Кортни, понизив голос, когда мы приготовились убрать подносы, – но мы собираемся пожениться. В мэрии. Никакой пышной свадьбы, ничего такого.

– Поздравляю.

– Может, мне не стоило говорить на эту тему?

– Нет, все в порядке.

На самом деле это была пытка. Пол высказывал предположение, что я наказываю себя таким образом, но я думала, что стану сильнее, невосприимчивее к боли, заставив себя выслушивать рассказы об их совместной жизни. К тому же Кортни дала Марку то, чего не смогла я: всю себя. Она приходила в вашу жизнь и делала ее лучше. Я знала это по себе, ценила ее помощь и поддержку. Кортни научила меня редакторской работе и больше всех радовалась, когда книги, над которыми я работала, попадали в список бестселлеров или получали награды. Кортни даже удалось сломать лед в отношениях между Марком и его матерью. Она добилась того, что они поговорили по телефону, и теперь мать Марка собиралась к ним на День благодарения.

Кортни организовала встречу и нам с Марком, в надежде, что мы снова сможем стать друзьями. Мы встретились у фонтана Бетесда в Центральном парке. Я пришла с самыми лучшими намерениями, но после нескольких обменов любезностями не удержалась.

– Ты ведь переспал с Кортни, когда мы еще были женаты, верно?

Этот вопрос мгновенно вывел Марка из себя. Помрачнев, он повторил, что до нашего развода между ними ничего не было. Потом напомнил мне, что потратил несколько часов на то, чтобы оформить доверенность на Олли, а я даже не поблагодарила его за услугу. При том, что он сделал это бесплатно. Я не стала отвлекаться на эту отговорку и еще раз спросила:

– А все-таки?

Марк не ответил. Сколько раз я слышала, как он готовил свидетеля к судебному слушанию: говори простыми словами, без эмоций; если чего-то не знаешь, скажи, что не знаешь; отвечай только на заданный вопрос. Люди создают себе большие неприятности, отвечая на вопросы, которые им никто не задавал, наговаривают лишнего от волнения, из чувства вины или по глупости.

– Почему ты не можешь ответить?

– Это было не всерьез, понимаешь?

– Я так и знала! С самого начала не сомневалась! – выпалила я чересчур уверенно, задетая за живое его признанием. – «Было не всерьез» – значит, вы трахались! Я так и знала, так и знала… – повторяла я со смехом.

– Так, на этом все?

– Это в некотором роде идеальный исход. В смысле, она же твоя школьная любовь!

– Тебе смешно?

– То, что мой муж и лучшая подруга спали вместе? Нет, не смешно. Мне просто хотелось знать правду.

– А ты мне говорила правду про Джоша?

– Мы с ним, во всяком случае, не трахались.

– Ты победила, Эми. Ты довольна?

Один из аспирантов Ти-Джея проболтался о его сомнительном личном участии в уличных опросах, и эта информация появилась в научном журнале. В результате проект «Эмпатия» подвергли тщательной проверке, по итогам которой прошел симпозиум, где были поставлены под сомнение итоги всех его исследований. Научное сообщество не было так взбудоражено с тех пор, как Скиннер растил свою дочь в экспериментальном скиннеровском боксе. Когда я в последний раз разговаривала с Ти-Джеем по телефону, он зализывал раны, говоря, что остается верен своей работе. К тому же книга по-прежнему находилась в списке бестселлеров, по ее теме готовился телесериал. Да, академическая репутация была несколько запятнана, самолюбие задето, но не более того.

– Ты же еще гордишься нашим чадом, правда? – спросил Ти-Джей.

Я не ответила.

Он сказал, что скучает по моему синему карандашу и по моим сиськам (этим маленьким совершенным полусферам).

– Сейчас в Ки-Уэсте проходит конференция. Мы можем сходить в дом Хемингуэя, посмотреть на рабочий стол великого человека, его удочки, породистых кошек…

Искушение было очень велико. Мне было очень одиноко. Я отказалась.

16

Я была на работе, когда мне позвонил перепуганный мамин «друг». Так она называла вдовца Сида Готфрида, жившего по соседству. Вскоре после моей свадьбы они сошлись, и со временем их отношения только окрепли. Хотя мама в ответ на мой вопрос, любит ли она Сида, ответила: «Он лучше, чем ничего». Потом добавила, что с ним можно ходить в кино; он хороший партнер по бриджу. Одно было ясно: Сид ее любил. Он