Сестры Шред - Бетси Лернер

заглянула в ящик рядом с кроватью, где хранила пачку наличных в конверте; Марк говорил, что надо всегда иметь под рукой несколько сотен долларов. Олли взяла деньги и оставила вместо них два значка Мэри Макграт.

15

Кортни захотелось поговорить со мной о чем-то важном. Она выждала, пока Олли «не перестанет меня беспокоить», и предложила встретиться в субботу утром. Мне подумалось, что ее пригласили работать в конкурирующее издательство. Кортни заработала себе хорошую репутацию как редактор бестселлеров, и попытки других издателей переманить ее к себе были вполне ожидаемы. Мы встретились в «Кухне Сарабет». Кортни любила здешние булочки, баночки с джемом и латте в чашках такого размера, что из них мог бы успешно напиться котенок. Стены заведения были обиты ситцем, а на крошечных бра висели маленькие плиссированные абажуры. Здесь было много женщин с огромными сумками для покупок, некоторые – в теннисных костюмах. Я уже знала, что на Манхэттене это символ статуса – демонстрация настолько удачного замужества, при котором можно не работать. У меня это вызывало отвращение. А Кортни, несмотря на всю свою профессиональную успешность, к этому стремилась.

Я кое-как устроилась на маленькой банкетке.

– Привет. Что-нибудь случилось?

У Кортни задрожали плечи, и она заплакала.

– Что с тобой? – На миг мне показалось, что она заболела. Но появилось ощущение некой фальши. Я хорошо знала Кортни; она могла завестись в считаные секунды из-за сущего пустяка. – Корт, говори уже.

Она низко опустила голову.

– Да в чем дело?

– Мы с Марком любим друг друга, – глухо донеслось откуда-то из-под стола.

Кортни перестала плакать, стряхнула пальцем слезы с глаз, достала из сумочки салфетку и тщательно высморкалась.

– Что?

– Я давно собиралась тебе сказать…

– Что? И с каких пор?

Кортни трижды уточняла дату.

– С Нового года.

– Примерно, с Дня благодарения.

И наконец:

– Наверное, с прошлого лета, как раз перед тем, как вы развелись. – Она продолжала еще что-то говорить: – Я не хотела, чтобы это случилось… Все произошло так быстро… Я бы никогда не сделала первый шаг. – Я ничего не отвечала, и Кортни произнесла еще несколько банальных, бессмысленных, обидных фраз. – Я бы никогда не сделала ничего такого, что могло бы причинить тебе боль. Ты моя лучшая подруга. Ты знаешь, что я бы приняла пулю за тебя? – Самое обидное – она сказала, что Марк ее никогда ни капельки не привлекал, даже в старших классах. Только после того, как мы расстались, она увидела его в новом свете. В моем свете.

А потом я вдруг поняла, что они были вместе еще до того, как мы расстались. Но когда я спросила об этом у Кортни, та поклялась, что нет, – и снова расплакалась. Ее слезы ожесточили меня. И тут меня осенило еще раз.

– Ты рассказала ему про Джоша.

– Нет, я ничего не говорила!

– Кортни, ну какого хрена!

– Ну, я думала, он знает… Думала, что ты сама…

– Заткнись, а?

– Ты меня ненавидишь?

На каком-то уровне я всегда была готова к этому; первым и лучшим учителем в искусстве предательства была Олли. Только теперь я оказалась на месте своей матери – не разглядела, что творится у меня под носом. Даже не знаю, чего в моей душе тогда было больше – стыда или боли.

– Я пойду, – проговорила я. Кортни стала упрашивать меня остаться, чтобы все обсудить, но я ничего не была ей должна.

– Я не хотела, – ныла Кортни.

Когда я попыталась встать, у меня подкосились ноги. Я вдруг вновь почувствовала себя той пятилетней девочкой, которую Олли брала с собой на каток. Сестра медленно ехала задом наперед, держа меня за руки, а я двигалась за ней на подламывающихся ножках. Она напевала «Червячок, червячок», призывая меня двигаться вперед, и следила за тем, чтобы я не упала. «Червячок, червячок», – повторяла она снова и снова, пока мы не обошли весь каток. Потом она отдала меня папе; мы с ним сидели на трибуне и смотрели, как Олли мчится по катку быстрее мальчиков, катится назад и вперед, выписывая ногами изящную цепочку.

Я повернулась и пошла к двери. Кортни подозвала официанта расплатиться.

С Ти-Джеем я познакомилась в Сиэтле на ежегодной конференции по психологии. В поисках потенциальных авторов я посещала многие научные мероприятия. Кортни исчезла из моей жизни вместе с Марком, и я была рада любому предлогу уехать из города. Презентация Ти-Джея называлась «Проект Эмпатия», и она собрала самое большое число слушателей на конференции. В его описании эмпатия представала белым пятном в области социальной психологии. Большинство экспериментов, направленных на измерение коэффициента эмпатии человека, полностью основывалось на оценках самих испытуемых; исследование Ти-Джея опиралось на другой подход. У него была эффектная внешность: интересное лицо, очки-авиаторы с синими стеклами, густые волнистые волосы собраны в пучок на затылке. В академических кругах он был очень популярен.

После презентации к Ти-Джею выстроилась длинная очередь студентов, желавших задать вопросы. Я подождала, встала последней, представилась, вручила ему свою визитку и предложила как-нибудь выпить кофе или перекусить вместе в надежде, что моя должность редактора нью-йоркского издательства вызовет у него интерес.

– Давайте прямо сейчас? – отозвался Ти-Джей. – Я ужасно проголодался.

Поев сухих бургеров в ресторане отеля, мы разговаривали, пока заведение не опустело. Ти-Джей засы́пал меня вопросами о своем выступлении и внимательно слушал ответы, живо интересуясь моими соображениями.

– Я выдержу, – пообещал он. – Не стесняйтесь. Будьте беспощадны!

Конечно, он знал, что его доклад был главным событием конференции. Тем не менее я постаралась, потешила его самолюбие. Я уже достаточно долго работала с авторами и знала, насколько они самолюбивы и падки на похвалу, да и сама их прекрасно понимала. Ти-Джей купался в моих комплиментах. Вдоволь насладившись ими, он кивнул в сторону недоеденного мной гамбургера.

– Ты будешь это доедать?

– Угощайся, – предложила я, подвигая к нему тарелку.

Зрелище, как он вгрызается в мой недоеденный бургер, было и вызывающим, и интимным одновременно. Светлая щетина на щеках, авторучка в нагрудном кармане и обкусанные ногти. Конечно, я заметила и обручальное кольцо из кованого золота. Ти-Джей вытер рот, оскалился и спросил, не застряло ли что-нибудь у него в зубах. Должно быть, он с самого начала знал, что меня будет легко соблазнить.

– О боже, что-то я увлекся, – спохватился он.

– Нет, это очаровательно.

– Мне кажется, я могу тебе доверять.

– Конечно, – ответила я. «Ты можешь меня взять».

Понизив голос, Ти-Джей признался, что, возможно, скомпрометировал свое исследование. В его работе использовались «приманки»: переодетые бездомными ассистенты просили у водителей милостыню на перекрестках.