Сестры Шред - Бетси Лернер

и что я буду с этим делать, но теперь, когда это произошло, я почувствовала, что должна сделать то, что должно.

– Я разберусь, – обронила я, протиснулась мимо Фионы и заглянула в уборную. Олли уже одевалась.

– Олли?

– А, привет, – откликнулась она. – Секундочку.

Она натянула мешковатые джинсы, футболку с Джанет Джексон, которая была ей явно велика, и розовый жилет из полиэстера с двумя значками на лацканах. На одном было написано: «Готова вам помочь». На другом: «Отвечу на любой вопрос».

Олли подставила голову под сушилку для рук; струя воздуха раскидала ее пряди во все стороны.

– Готова? – спросила я.

– Ага.

Олли была растерянной, напряженной, но в то же время покладистой. Пока я везла ее на такси к себе домой, она смотрела на дождь, прислонившись лбом к стеклу. Я постелила ей на диване, дала ей свою пижаму, и она уснула. В карманах у нее было пусто, не считая трех долларов мелочью. В ее пластиковом пакете лежал бумажник, а в нем – школьная фотография молодой девушки со стрижкой «под горшок»; больничное удостоверение на имя Мэри Макграт, помощницы в психиатрической лечебнице города Олбани; книжка «Кот на Рождество» и несколько использованных ватных палочек.

Посреди ночи Олли забралась ко мне в постель и обняла. На следующий день она проснулась в четыре часа дня, все еще подавленная и немного смущенная. Она осмотрела мою квартиру и восхитилась книгами на полках.

– Это ты написала?

– Я их редактировала.

– Круто.

Она съела три порции хлопьев и похвалила узор на тарелках. Мне вспомнилось, что эти тарелки нам подарили на свадьбу, а при разводе, когда мы делили наши пожитки, Марк сказал: «Оставь их себе».

Я знала, что должна позвонить родителям. Я чувствовала угрызения совести и некое злорадство, но на этот раз Олли пришла ко мне. Хотя я не обольщалась: ей просто нужна была передышка, немного времени, чтобы оклематься, и деньги. Она прожила у меня дольше, чем я ожидала – почти месяц. Первое время она не выходила из квартиры и спала по двенадцать-четырнадцать часов кряду. Она плохо помнила, где была раньше и как меня нашла.

Через несколько дней я вышла на работу. Олли пообещала, что никуда не уйдет. Мне кажется, она и не смогла бы куда-то уйти в том состоянии; тем не менее я заплатила швейцару и попросила присмотреть за ней. К концу недели он уже бегал в киоск через дорогу на углу купить для нее журналы и жевательные конфеты. Затем Олли сделала вылазку в прачечную на цокольном этаже и подружилась с нашим управляющим Луисом. Он научил Олли складывать простыни плотными квадратами, и вечерами они подолгу азартно резались в нарды.

«Опять твоя сестра», – то ли сочувственно, то ли досадливо говорила Фиона, когда Олли звонила мне на работу. Где пульт от телевизора? Что заказать на ужин? Когда я вернусь домой? Не куплю ли я по дороге зубную нить и кондиционер для волос? Через неделю она начала давать мне длинные списки продуктов для своих вегетарианских блюд. Олли кормила меня листовой зеленью и бобовыми, приправляя их куркумой, кайенским перцем и имбирем; вскоре у меня очистилась кожа и улучшился сон. Перед сном она прокалывала булавкой капсулу с витамином В и втирала мне каплю янтарной жидкости в морщинки возле глаз и капала на губы.

Я позвонила в лечебницу в Олбани и попросила разрешения поговорить с врачами, лечившими Олли. Оказалось, это можно только родителям, супругам или по доверенности. Я сдалась и позвонила Марку. Со времени нашего официального развода прошло несколько месяцев. Марк неохотно, но все же согласился помочь мне с документами. Мы встретились в закусочной на Лексингтон-авеню, в которую когда-то часто ходили в воскресенье по утрам после того, как допоздна смотрели старые фильмы по телевизору, а потом занимались сексом.

– Что ты так смотришь? – осведомился Марк, усаживаясь за столик.

– Ты изменился.

– Да нет.

Он был короче подстрижен, на нем были новые очки в прозрачной пластиковой оправе по последней моде и зеленое поло от Lacoste. Раньше Марк презирал статусные логотипы, считая их бесплатной рекламой обиравших нас корпораций.

– У тебя сейчас встреча с кем-нибудь?

– Нет.

– Выглядишь по-новому. Фирменные очки…

– Тебе нужна моя помощь или нет?

Марк развернул салфетку и положил на колени. Мне были так знакомы эти руки, эта мозоль на среднем пальце от авторучки. Он писал резюме от руки; так у него мозг лучше работал. Я поняла, что изменилось: Марк больше не был моим. Я помнила его запах, его вкус, завиток на затылке, который я целовала и обводила пальцем по часовой стрелке. Куда все это уходит? Вы спите бок о бок, дышите рядом, едите вместе, разговариваете всю ночь напролет… И все это превращается в полузабытое кино, в сон, от которого ты уже проснулась и постепенно забываешь подробности. Марк положил на стол портфель. Тот, который я ему подарила на свадьбу. Мне было приятно увидеть, что он им все еще пользуется.

Он прочел меню и стал выбирать блюда. Порой он сомневался и спрашивал совета у официанта. Телячья отбивная или болоньезе? Поначалу мне это казалось милым. Потом стало казаться нелепым – оставлять на суд официанта, что тебе съесть. Но совместная жизнь осталась позади. Марта на последнем сеансе сказала, что одна из худших вещей, которые люди делают при разводе, – интернализируют неудачу. «Это брак потерпел неудачу, а не вы». Марку эта идея понравилась, а мне показалась дурацкой. Все-таки это у нас ничего не вышло.

Мы поели, и Марк протянул мне картонную папку:

– Здесь все, что нужно. Удачи тебе с Олли.

– Можно у тебя спросить?

– Конечно.

– Ты все еще сердишься на меня?

– Давай не будем об этом. – Марк опустил глаза.

– Ты с кем-то встречаешься…

– Мы оба ошиблись. Давай оставим все как есть? – Марк застегнул портфель. Золотые инициалы, тисненные на коже, почти стерлись.

По доверенности я смогла запросить медицинскую карту Оливии в лечебнице Олбани и записалась на прием к психиатру, который ее лечил. С его слов, несколько дней после поступления к ним Олли была замкнута и не могла говорить. Затем она стала агрессивной, после чего наступил период абстиненции и легкой паранойи. Ей были прописаны антипсихотические препараты, антидепрессанты и успокоительное. Поскольку за две недели никакого прогресса добиться не удалось, объяснял врач, Олли была направлена на электросудорожную терапию, или сокращенно ЭСТ.

– Вы получили ее согласие? – спросила я.

– Это стандартный протокол для пациента, который ни на что не реагирует.

– Что за протокол?

– Вы ведь сестра пациентки,