Собрание сочинений - Леонид Трефолев

<1876>

БОРЬБА

       Бранное поле я вижу.       В поле пустынном, нагом       Братьев ищу, пораженных       Насмерть жестоким врагом.

       Гневом душа загорелась,       Кровь закипела во мне.       Меч обнаживши, скачу я,       Вслед за врагом, на коне.

       Что-то вдали раздается —       Гром иль бряцанье мечей…       Все мне равно, лишь догнать бы       Диких моих палачей!

       Сивко мой гриву вскосматил,       Весь он в кровавом поту…       Как бы желал я за братьев       Жизнь потерять на лету!

       Милые братья, их было       Шесть, молодец к молодцу;       Каждый погиб за свободу       Честно, прилично бойцу.

       Пусть и седьмой погибает,       Жизнь отдавая свою!       Дай же, судьба, мне отраду       Пасть за свободу в бою!

1877

В БОЛЬНИЦЕ

       Догорала румяная зорька,       С нею вместе и жизнь догорала.       Ты одна, улыбался горько,       На больничном одре умирала.       Скоро ляжешь ты в саване белом,       Усмехаясь улыбкою кроткой.       Фельдшера написали уж мелом       По-латыни: "Страдает чахоткой".

       Было тихо в больнице. Стучали       Лишь часы с деревянной кукушкой,       Да уныло березы качали       Под окошком зеленой верхушкой…       Ох, березы, большие березы!       Ох, кукушка, бездушная птица!       Непонятны вам жгучие слёзы,       И нельзя к вам с мольбой обратиться,

       А ведь было же время когда-то,       Ты с природою счастьем делилась,       И в саду деревенском так свято,       Так невинно о ком-то молилась.       Долетели молитвы до неба:       Кто-то сделался счастлив… Но, боже!       Богомолку он бросил без хлеба       На больничном страдальческом ложе.

       Упади же скорей на подушку       И скрести исхудалые руки,       Допросивши вещунью-кукушку;       Скоро ль кончатся тяжкие муки?      …И кукует два раза кукушка.       Две минуты — и кончено дело!       Входит тихо сиделка-старушка       Обмывать неостывшее тело.

1877

НЯНИНЫ СКАЗКИ

       Вспомнил я нянины старые сказки,       Мальчик пугливый, пугливее лани.       Ждал я хорошей, спокойной развязки       Чудных рассказов заботливой няни,

       Я был доволен, когда от чудовищ       Храбрый Иван-королевич спасался;       С ним я, искатель несметных сокровищ,       В царство Кащея под землю спускался.

       Если встречался нам Змей шестиглавый,       Меч-кладенец вынимал я, и в битву       Смело бросался, и бился со славой,       После победы читая молитву.

       Бабы-яги волшебство и коварство       Мы побеждали с улыбкою гневной,       Мчались стрелой в тридесятое царство,       Вслед за невестой, за Марьей-царевной.

       Годы прошли… Голова поседела…       Жду я от жизни печальной развязки.       Няня, которая так мне радела,       Спит на кладбище, не кончивши сказки.

       Грустно могилу ее обнимаю,       Землю сырую целую, рыдая.       Сказки твои я теперь понимаю,       Добрая няня, старуха седая!

       Я — не Иван-королевич, но много       В жизни встречалось мне страшных чудовищ;       Жил и живу безотрадно, убого,       Нет для меня в этом мире сокровищ.

       Тянутся грустно и дни и недели;       Жизнь представляется вечным мытарством.       Жадные люди давно овладели       Славной добычей — Кащеевым царством.

       Змей, как и прежде, летает по миру       В образе хитрого грешника Креза.       Молятся люди ему, как кумиру,       Золота просят, чуждаясь железа.

       Баба-яга (безысходное горе)       В ступе развозит и холод и голод;       В ступе ее я, предчувствую, вскоре       Буду раздавлен, разбит и размолот.

       Солнце, как факел, дымит, не блистая;       В сумрак вечерний народы одеты…       Марья-царевна, свобода святая,       Зорюшка наша! Да где же ты? Где ты?

13 сентября 1878

СПОКОЙСТВИЕ

       Смотри на родник: как вода в нем свежа!       Сначала журчит он, чуть видимый оком,       Ударится в гору и, пенясь, дрожа,       С горы упадает бурливым потоком.       Кружится, волнуясь, и мчится вперед,       И, старые камни поднявши, грохочет;       В нем жизнь ни на миг не заснет, не замрет,       О мертвом покое он думать не хочет.       Теперь посмотри: от стоячей воды       Дыханием веет убийцы-злодея;       Зеленая плесень покрыла пруды;       Там гады клубятся, трясиной владея.       О мысль человека, беги и спеши       Вперед и вперед, как поток без преграды!       Покой — это гибель и смерть для души;       Покою, забвенью — лишь мертвые рады.       Но если, о мысль, утомившись в труде,       Вперед не пойдешь ты дорогой прямою,       Ты будешь подобна болотной воде,       И гады покроют вселенную тьмою.

2 июня 1879

ЕЛКА

       Много елок уродилося в лесу.       Я одну из них тихонько унесу.       Елку бедную навеки погубя,       Не детей хочу утешить, а себя;       Для себя ее украшу как могу…       Только вы, друзья, о елке — ни гу-гу.

       Ни картинок, ни игрушек, ни огней —       Ничего вы не увидите на ней.       Я по-своему украшу деревцо:       У меня вдруг затуманится лицо;       Слезы брызнут — слезы жгучие — из глаз       И на веточках заблещут, как алмаз.

       Пусть на хвое, как таинственный наряд,       Эти слезы — эти блесточки горят.       Пусть погаснут лишь пред солнечным лучом, —       Вот тогда я не заплачу ни о чем…       Нет, заплачу. Но тогда уж ель мою       Я свободными слезами оболью.

25 декабря 1879

НАША ДОЛЯ — НАША ПЕСНЯ

(Памяти И. З. Сурикова)

       Я тоски не снесу       И, прогнавши беду,       На свободе в лесу       Долю-счастье найду.

       Отзовись и примчись,       Доля-счастье, скорей!       К сироте постучись       У тесовых дверей.

       С хлебом-солью приму       Долю-счастье мое,       Никому, никому       Не отдам я ее!

       Но в лесной глубине       Было страшно, темно.       Откликалося мне       Только эхо одно…

       Так и песня моя       Замирает в глуши       Без ответа… Но я —       Я пою от души.

       Пойте, братья, и вы!       Если будем мы петь,       Не склоняя главы, —       Легче горе терпеть.

       Что ж мы тихо поем?       Что ж наш голос дрожит?       Не рекой, а ручьем       Наша песня бежит…

1880

ТЕНИ

       Тени ходили толпою за нами;       Были мы сами мрачнее теней,       Но, утешаясь отрадными снами,       Ждали — безумные! — солнечных дней.       Солнце взошло. И пред солнцем колени       Мы преклонили… Но снова из туч       Вдруг появились ужасные тени       И заслонили нам солнечный луч.       Снова мы ропщем и жалобно стонем,       Грезим отрадно лишь только во сне…       Мы ли ужасные тени прогоним,       Или опять одолеют оне?

<1880>