Когда наступает время. Книга 1. - Ольга Любарская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Гефестион. Вот уж самое непонятное явление во всем этом сплаве человеческих отношений. Думая об отношениях царя и его фаворита, Птолемей каждый раз ловил себя на мысли, что не понимает до конца их всепронизывающей дружбы и любви. Познакомившись еще в детстве, они столкнулись подобно выплескам расплавленной магмы, перемешались и затвердели, так и оставшись один в другом. Более непохожую друг на друга пару людей сложно даже представить, но именно эта непохожесть дала тот сплав, сделав его вымеренным и гармоничным. Они действительно нежно любили друг друга, пронеся это сквозь все радости и невзгоды до последнего вздоха каждого. Гефестион, пожалуй, единственный человек в огромной расползшейся по миру империи, который не боялся вести себя с царем так, как не посмел бы никто другой. Сын Аминты не отличался военной прозорливостью, являясь весьма посредственным полководцем, зато ему не было равных в логистике. Он кропотливо отшлифовывал алмаз гения Александра, доводя до элегантности его начинания. Итак, нежная дружба, зародившаяся в детстве, со временем переросла в отношения более глубокие. Надо признаться, что Гефестион был необыкновенно красив. Легкие черты лица, утонченная кость, темные волосы и светлые, цвета опаленного серебра глаза… «Породистый щенок»! – как-то воскликнул Филипп, вцепившись в подбородок юнца и рассматривая того. Всю оставшуюся жизнь, глядя на Гефестиона, Птолемей всякий раз вспоминал эту фразу. С детства избалованный вниманием Аминторид был, тем не менее, очень обидчив и капризен, что только усугубилось с годами. Внимание царевича никогда не льстило ему, не только потому, что Гефестион был уверен в себе, но и потому что сам нежно и трепетно был привязан к Александру. Александр, в свою очередь, не обращал внимания на капризы друга, любя и принимая того, каковым он и был. Если бы того позволяли законы, царь, наверное, воссел бы на трон совместно с Гефестионом. Возвышение Аминторида было головокружительным. Царь во всеуслышание признавал его равным себе. «Он тоже Александр», - нисколько не сомневаясь, заявил Александр, когда плененные мать и жена персидского владыки пали к ногам Гефестиона, ошибочно приняв его за Александра. Даже теперь Птолемей не мог однозначно сказать, как относился к Гефестиону. Старался его не цеплять, не более того, хотя чувствовал со стороны Гефестиона уважение, что было довольно редким его проявлением. «Тоже Александра» побаивались, но не из-за каких-то черт его характера, а, в общем, руководствуясь простым принципом: не наступишь на баранью лепешку, не надо будет отмывать сандалий.
Птолемей улыбнулся. Принципы принципами, но Гефестион был весомой силой. От этого никуда не денешься. Казалось, Александр неуязвим: несгибаемая воля, живучий организм, пронзительный дальновидный ум. Воскресший мирмидонец, защищенный богами! Но и у него была ахиллесова пята(9) – Гефестион. Однажды случился день, когда Гефестион взял, да и умер. За этим событием последовало крушение самого Александра столь огромное, что даже развал персидской империи казался не столь ошеломляющим. Гомеровские события вновь повторились с той только разницей, что под боком Александра не оказалось Трои, но это не помешало ему выплеснуть всю свою ярость и отчаяние на коссеев, к несчастью, живших поблизости. Пьяный от горя и вина, царь вырезал поголовно все племя, упившись кровью до одури. Как и Ахиллес, который ненадолго пережил своего возлюбленного друга Патрокла и погиб в великом Илионе, так и Александр, прожив меньше года со смерти Гефестиона, скончался в великом Вавилоне…
Воспоминания понеслись перед глазами Птолемея, путаясь и меняясь местами. Жизнь, долгая и непростая, обрушилась мощным потоком и поволокла, словно легкую щепку, топя в своем бурлящем потоке. Теперь он видел все отдаленно, как актерское представление, в котором никогда не участвовал сам. Жизнь кололась на две части, разделенные жесткой явной границей - до смерти Александра и после, и лишь одно незыблемой паутиной связывало их. Войны. Бесконечные, постоянные и тяжелые.
Обеспокоенные долгим отсутствием старого монарха, слуги решились заглянуть в оружейную. Птолемей сидел в кресле, безучастно глядя на барельеф напротив.
- Великий фараон, - осмелился обратиться к нему слуга, но Птолемей не ответил.
Он не шелохнулся даже тогда, когда его позвали во второй раз, продолжая сидеть, величественно расправив плечи. Рабы послали за дворцовым лекарем, так и не решившись потревожить задумчивость повелителя. Издалека увидев облачение фараона, лекарь замешкался, уже догадываясь, что произошло что-то непоправимое. Голову Птолемея покрывал старый шлем с конским султаном. Из-под кирасы, застегнутой по всем армейским законам аккуратными складками по ногам ниспадала белоснежная юбка-схенти. На коленях, чуть вынутый из ножен, лежал меч с дорогой тесненой рукоятью. Лицо старика выглядело умиротворенным и просветленным, и лишь извилистая дорожка от скатившейся слезы еще не успела испариться с безжизненного лица.
(1) - Птолеме́й I Соте́р — царь Египта, правил в 323 — 283 годах до н. э. Родоначальник династии Птолемеев. Птолемей (имя следует производить от «polemos» — «война»: оно означает «воинственный»), прозванный впоследствии за оказание помощи родосцам Сотером .
(2) - Катафрактарий (от др.-греч. κατάφρακτος — покрытый бронёй) — тяжёлый кавалерист. Как правило термин катафракты применяют к парфянской коннице, тогда как катафрактарии - к аналогичным римским и византийским родам ударной кавалерии.
(3) - По легендам Александр считается по материнской линии потомком знаменитого мирмидонца Ахиллеса, а по отцовской – потомком самого Геракла.
(4) - В легендах говорится, что Ахиллеса воспитывал кентавр Хирон, который кормил младенца сырыми печенками медведей, чтобы воспитать в нем злость и воинственность.
(5), (7) - К. К. Руф «История Александра Македонского».
(6) - Проскинеза (греч. προσκύνησις) — поклон до земли (с последующим целованием ноги); форма приветствия царя, принятая в Древней Персии.
(8) - Обычная форма приветствия царя.
(9) - Ахилле́сова пята́ — послегомеровский миф (переданный римским писателем Гигином), повествующий о том, как мать Ахилла (Ахиллеса), Фетида, захотела сделать тело своего сына неуязвимым. Для этого она окунула его в священную реку Стикс. Но, окуная младенца в