Когда наступает время. Книга 1. - Ольга Любарская

воду, мать держала его за пятку, и пятка осталась единственным уязвимым местом Ахилла.

Сузы (стр 9 - 17)

Значительно повеселевшее войско стояло лагерем вокруг Суз. После индийской кампании и чудовищного перехода через пески Гедроссии богатые города Персиды и Сузианы казались подарком богов. Сузы, никогда не попадавшие в военные передряги, стонали, взбаламученные кипящей смесью человеческих масс, веселья и пьяного угара. Шум пронизывал город, лишенный обводной стены насквозь. Великолепный дворец царской резиденции словно разрывало изнутри и, казалось, стены из обожженного кирпича вот-вот рухнут, не выдержав шквала веселья. Оставив позади Пасаргады и Персеполь, войско все еще не могло успокоиться, празднуя возвращение из похода, но это только на первый взгляд. Каждый, кому посчастливилось вернуться из похода, праздновал, по меньшей мере, возвращение из Аидова царства. И хотя уже давно стало очевидно, что покорение Индии было бессмысленным предприятием, зря унесшим столько жизней, те, что уцелели, радовались просто потому, что все еще живы. Особого богатства они не накопили, растеряли по дороге все, что награбили, но это уже не имело значения. Жизнь – вот, что стало дороже всех сокровищ мира.

Александр пребывал в отменном настроении. Новые грандиозные планы снова занимали все его мысли. Войско вновь благоволило царю, позабыв прошлые обиды. Александр карал нерадивых наместников, производил новые назначения, и государство вновь ощутило жесткость власти. По случаю возвращения войска со всех подчиненных территорий съезжались люди выказать царю свое почтение и понять, что ждать в будущем. Планы были очерчены: навести порядок в государстве, укрепить надлежащую власть и после двигаться дальше.

Кассандр быстрыми нервными шагами направлялся к покоям Птолемея. Он негодовал, и от этого лицо его покрылось красными пятнами. Натолкнувшись на мальчишку-стража у дверей друга, он отшвырнул того в сторону.

— Чего развалился?! — прошипел военачальник. — Не видишь, посреди чьей дороги стоишь?!

Македонец не успел еще ворваться в зал, как увидел Птолемея, полулежащего в кресле.

— Ты создаешь такой грохот, словно пентера, севшая на рифы, — спокойно произнес сын Лага, продолжая покачивать свесившейся с подлокотника ногой.

— Слушай, Птолемей, я уже не знаю, что и думать! Похоже, он окончательно рассудок потерял!

Птолемей встал, обнял товарища за плечи и дружелюбно, но в тоже время достаточно жестко усадил в свое кресло. Кассандр попытался немедленно встать, но Лагид, повелительно надавливая ладонью на его колено, прошептал в самое ухо:

— Т-ш-ш. Не шуми. Нельзя. Я тебя и так слышу.

Кассандр еще раз попытался встать, но Птолемей и в этот раз удержал его.

— Если ты хотел, чтобы тебя слышали все, не стоило так далеко ходить. Мог бы просто крикнуть из того конца коридора.

— Послушай, Птолемей…

— Я именно этим и занимаюсь. Успокойся. Тихо.

Кассандр грудью подался к другу.

— Александр тронулся рассудком, — прохрипел он в ухо друга.

— Боги! Какая свежая мысль! Что на этот раз?

— Он решил нас окончательно уничтожить. То ли в Гедроссии с ним что произошло, то ли… Он хочет жениться.

— Тьфу ты! Я уж думал, чего похуже. И кто же избранница?

— Статира(1). Решил семена сеять в персидскую почву. Она созрела, того и гляди, лопнет.

— Слава богам! Ты так орал, что можно было думать, ты скажешь, что это Багой.

— Честное слово, и то было бы лучше.

— Лучше?! Тогда страшно предположить, что может быть хуже, — Птолемей неопределенно повел плечами.

— Хуже то, что его Эги(2) переехали сюда. Мало нам Роксаны(3), как теперь это. Можно подумать, у нас мало баб, чтоб он собирал их по всему свету! Мы-то думали, что завоевываем все это для себя, а оказалось, они завоевали нас нашими же руками. Завтра он окончательно сотрет Македонию, бросив ее под ноги варварам.

— Ты все еще удивлен? Посмотри хотя бы на его одеяния. Удивительно, как он до сих пор не запутался в этих тряпках, - Птолемей удрученно потер шею.

— Прав был Аристотель. Восток изощрен и опасен. Сладко укачивает, впрыскивая яд. Александр сам где-то подхватил заразу и теперь решил заразить всех. Остался ли хоть кто-то, способный противостоять ему завтра на военном совете?

— Ты хотел сказать свадебном?

Кассандр замолчал так резко, словно что-то острое срезало его голос. Птолемей хотел улыбнуться, но улыбка не получилась.

— Буквально завтра, Птолемей, он объявит о своем желании жениться во всеуслышание, и тогда его безумие уже невозможно будет скрыть. Ну, ладно, если бы он решил сойти с ума один, но он же хочет, чтобы и мы уподобились ему.

— В смысле?

— Раздаст нам по жене-варварке и будет ждать приплода. Мне, Птолемей, семени не жаль. Мало ли я его ронял повсюду, но вот только вряд ли я смогу после признать своим наследником полукровку. Эллинам конец, как только эта саранча накроет Грецию и Македонию. Они ж плодятся, как мухи в навозе. Неужели же он не понимает этого?

— Что ты хочешь, чтобы я тебе ответил?

— Я хочу, — прошептал Кассандр, — чтобы ты сказал, что делать будем. Как нам не допустить это массовое помешательство?

— Женитьба — дело хорошее, но не в масштабах сумасшествия. Здесь ты прав.

Птолемей принялся ходить по залу, а Кассандр лишь молча следовал за ним взглядом.

— Интересное дело, — задумчиво произнес Птолемей, продолжая размышлять. — Его что, Роксана перестала удовлетворять? — и тут же ответил сам себе: «Не думаю».

Кассандр нервно откинулся на спинку кресла.

— Это всё, что должно свалиться на нас завтра? — вдруг как-то загадочно спросил Птолемей, поглаживая кучерявящуюся бороду.

— Этого мало?! — почти вскрикнул Антипатрид.

— Да нет. Более чем достаточно. Однако все не так плохо, как ты думаешь.

— А что тогда должно произойти, чтобы стало плохо?!

— Погоди…Кассандр, погоди. Давай выпей вина, только помолчи немного. Сейчас я тебе все объясню.

Птолемей медленно ходил по залу, попеременно поглаживая то подбородок, то широкую основательную шею.

— Роксана бесится, — наконец, не выдержал Кассандр.

Птолемей резко остановился.

— Она уже знает? Что ж, хорошо. Меньше сюрпризов.

— О том, что она знает, уже вся Персия знает. Она шипит и бросается на все, что движется, брызжа ядом. Не знаю, что с ней будет, когда завтра на вечернем совете Александр изложит нам свой план.

Птолемей продолжал мерить шагами расстояния, повторяя несколько раз одну и ту же фразу: «Очень… очень хорошо».

— Роксана, говоришь, бесится? Чу′дно. При умном подходе все разрешится, как бы само собой. Надо бы повидать царицу. Ничего личного. Чисто дружеский визит.

Кассандр опешил.

— Что ты задумал, Птолемей?

— Ничего особенного. Ровным счетом ничего из того, что бы я уже не делал раньше. Что-то давно я не сопровождал Роксану в конных прогулках. Должно быть, ей не помешает развеяться. Ее можно понять. Александр ущемил ее гордость. Бедняжка. Понятно, что она негодует. Нежный понимающий друг вдали от родины ей сейчас как нельзя кстати. Нет лучшего оружия, чем уязвленная женщина, а уязвленная царица горячих кровей — идеальное оружие.

Кассандр замер молча, потом, проглатывая ком, медленно кивнул. За это время он успел удивиться, восхититься и даже испугаться. Птолемей — опасный человек. И очень умный. Кто знает, что может произойти, если дружба между ними случайно даст трещину. Птолемей никогда не принимал скоропалительных решений, и Антипатрид хорошо знал об этом.

— Ну, Птолемей! Не зря тебя зовут многоумный Улисс.

Роксана в бактрийском платье для верховой езды выглядела настоящей скифской царицей. Великолепный гнедой конь мидийских кровей, достаточно высокий для своей породы, сиял на солнце начищенной шкурой. Царица сидела верхом, закинув стопы на спину лошади, горделиво выпрямив спину и вскинув голову. Появление Птолемея нисколько не удручило, а напротив даже обрадовало женщину. Македонец славился искусным наездником, и Роксане нравилось иногда посоревноваться с ним в скачках. Сорокалетний гетайр проявлял к ней дружеские чувства и, не будь Роксана столь высокого положения, она, пожалуй, даже могла бы увлечься им. Она считала Птолемея образованным и знающим человеком, и часто с присущим ее восточному темпераменту воодушевлением вела с ним беседы. Александр был непротив, радуясь, что стремление жены к познанию его культуры не требует от него усилий. Говоря на греческом и македонском уже достаточно хорошо, но, все же делая ошибки, Роксана всякий раз с благодарностью принимала поправки македонца. Птолемей, в свою очередь, питал к ней менее дружеские чувства, что предпочитал тщательно скрывать. Однако, он отдавал