Гайда! - Нина Николаевна Колядина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Красноармейцы передвигались осторожно, стараясь не издавать лишнего шума – разведка врага тоже ведь не дремлет. Под покровом ночи каждый, несмотря на отвратительную погоду и накопившуюся усталость, выполнял распоряжения командования.
Тяжелее всех пришлось артиллеристам: они перебрасывали пушки на новый участок. Поляки наверняка разведали, где стояли наши трехдюймовки, и собирались разнести их своей артиллерией. Пусть теперь попробуют!
Орудия пришлось тащить по вязкой, размякшей от дождя земле. Волокли их только силами расчётов. Лошадей для такого дела решили не запрягать – громкое ржанье в ночной тиши уж точно привлечет внимание противника. Сами же бойцы, если и матерились, зачерпнув сапогами холодной жидкой грязи, то негромко, вполголоса.
Часть пехоты выполняла другой приказ. Красноармейцы трех стрелковых взводов – бывших киевских курсантов Аркадия Голикова, Андрея Постнова и белорусского коммуниста из Могилева Кирилла Лагоды – в кромешной тьме перешли наполовину оголившуюся рощу, вышли к примыкающему к ней давно не паханному, заросшему травой полю и, растянувшись по его краю, ждали дальнейших распоряжений командиров.
Накануне, днем, прячась за стволами высоких, раскидистых тополей, трое взводных по очереди разглядывали в бинокль еще во время войны с германцами изувеченную немецкими снарядами землю. Перед их взорами оказались воронки самого разного размера – от неглубоких, оставленных легкими мортирами, до огромных, диаметром пять-шесть метров, ям, образовавшихся после разрывов снарядов, выпущенных из более мощных орудий.
– Да уж, артиллерия у германцев была что надо, – оценил силу вражеского оружия Постнов. – У нас таких пушек и в помине не было.
– Зато наши трехдюймовки по ним хорошо лупили. Если точный расчет произвести, от пехоты только мокрое место останется, – возразил Аркадий. – Мне отец рассказывал.
– Так-то оно так, но их артиллерия все-таки куда лучше, – гнул свое Андрей. – Одна «Толстушка Берта» чего стоит!
– Подумаешь, «Берта»… Зато у нас авиация какая была! Тот же «Илья Муромец». Такого бомбардировщика ни у кого в мире до сих пор нет!
– Хватит спорить, – остановил товарищей Лагода. – Забыли, зачем мы сюда пришли?
Он забрал у Андрея бинокль, еще раз обвел взглядом местность и вдруг развеселился:
– Получается, своими снарядами немцы подготовили нам отличные укрытия. Хоть какая-то от них польза!
Ночью бойцы каждого взвода, вооружившись винтовками и гранатами, заняли воронки, накануне выбранные их командирами. В те, что побольше, приволокли пулеметы – правда, всего четыре ствола на всё поле. Ставить больше не имело смысла – патронов было в обрез. Чтобы укрыться от хоть и не сильного, но холодного и, казалось, нескончаемого дождя, красноармейцы прихватили с собой куски брезента. Расселись на ящиках из-под снарядов, притащенных с позиций, или на чурбанах, найденных в роще.
Взвод Аркадия расположился на правом фланге, Андрея Постнова – на левом. Бойцы Кирилла Лагоды, которого штаб назначил старшим на этом участке операции, заняли позицию в центре. Все ждали обстрела.
Аркадий вместе с пулеметчиком Филиппом Ухиным – Филькой – и еще тремя красноармейцами сидел в огромной яме – настолько глубокой, что Семеныч, отправляясь по нужде, пожалуй, мог бы и не пригибаться. Поляки вряд ли б его заметили, даже если бы решили осветить поле прожекторами.
Точное время атаки было не известно, но командование полка считало, что противник, скорее всего, начнет действовать с рассветом – в кромешной тьме октябрьской ночи своих от чужих не отличишь.
«Полковая разведка не подкачала. И в штабе не дураки сидят – верную тактику разработали! – подумал Аркадий. – Поляки там, у себя, небось, уже зашевелились, к бою готовятся. Наверняка думают, что одним махом с нами разделаются. Знают гады, что наш фронт здорово оголен – несколько дивизий сняли, чтобы к Орлу отправить…»
Он поежился, но не от холода, а от последней промелькнувшей в голове мысли. Кажется, совсем недавно, когда наши Курск обороняли, распекал Сомова за одно лишь его предположение, что, если белые дойдут до Москвы, Советская власть может рухнуть. И вот – пожалуйста! – не только Курск, но и Орел у них, и Тула под угрозой. И это не говоря о том, то весь Северный Кавказ, Крым, большая часть Украины давно уже у Деникина. А под Питером Юденич стоит – бывшая столица тоже под угрозой.
«И все-таки самое важное сейчас – это, конечно, орловско-тульское направление, – продолжал рассуждать Аркадий. – Если белых под Тулой не остановить, совсем плохо нам придется. Это ведь город оружейников, можно сказать, арсенал нашей армии. Но главное – это последний большой город перед Москвой. Если его сдадут, то Советская власть и в самом деле окажется в опасности…»
Аркадий понимал, что решение руководства страны о переброске части войск с Западного фронта на Южный было вызвано острой необходимостью, но как оставшиеся на берегах Березины и Западной Двины части РККА будут удерживать натиск многочисленной, хорошо вооруженной армии Пилсудского, не имел никакого представления. Положение красных в этих районах и без того уже было слишком тяжелым: не хватало не только людей, но и боеприпасов, обмундирования, медикаментов, провизии. Многие из красноармейцев роптали.
– Жрать охота! Прям живот к спине прилип. Нас кормить-то по-человечески когда-нибудь собираются? Или ждут, когда мы все от голода передохнем? – будто прочитав мысли своего командира, снова завелся Филька. – Вроде, воблы обещали, и что? Где она, вобла-то?
– Да… Когда под Борисовом стояли, даже сало иногда в пайках было, консервы, – на этот раз поддержал его Николай. – А теперь картошкой одной кормят.
«Так Оксане картошку и не вырыли, – вспомнил вдруг о невыполненном обещании Аркадий. – Кто бы мог подумать, что мы Приямино так быстро оставим. А ведь оставили… Да что там Приямино – до Крупков поляки дошли! И Лепель у них, и Полоцк. А мы все отступаем и отступаем…»
С промокшего куска брезента ему за шиворот стекло несколько капель холодной дождевой воды. Аркадию почему-то показалось, что не тоненькая струйка прокатилась по шее, а ледяной душ обрушился на него, заставив быстро собраться и отбросить упаднические мысли. В конце концов, он ведь не Сомов.
– А ну прекратить разговоры! – негромко, но строго приказал он красноармейцам. – Знаете ведь, какая сейчас обстановка в республике. Другим еще хуже.
– Да куда уж хуже, – буркнул себе под нос Филька, но больше не проронил ни слова.
Взводного, хоть и был тот моложе их всех, красноармейцы побаивались
