Древнерусская государственность: генезис, этнокультурная среда, идеологические конструкты - Виктор Владимирович Пузанов

работах акцентируют внимание не на военных действиях, а на внешней торговле, на ее организующей и интегрирующей роли[812]. Например, А.П. Новосельцев, считает, что "экономическая ситуация IX в., когда начал формироваться "путь из варяг в греки", требовала объединения всех территорий вокруг него". В этой связи исследователь указывает на географическое разделение труда, как "еще одну форму разделения труда, присущую раннеклассовым и даже, кажется, доклассовым обществам". Восточная Европа уже в VIII–IX вв. специализировалось "на конкретной, весьма специфической группе товаров (пушнина, рыба, воск, мед и др.), которые были очень ходовыми в наиболее развитых обществах той эпохи (Халифате, Византии)". Собрать их можно было при наличии определенной "организации труда", осуществляемой "через местных правителей и их дружины". Но гораздо сложнее было вывезти и реализовать собранное на рынках Востока или Византии, "учитывая конкуренцию хазар" и кочевников. "Этот фактор сыграл в объединении восточнославянских (и иных) земель Восточной Европы, куда большую роль, нежели развитие зернового хозяйства или только возникающего городского ремесла"[813].

Особо показательна позиция Е.А. Мельниковой. По ее мнению, в "формировании ранних (варварских) германских государств, наряду с ростом производящего хозяйства, особая роль принадлежала войне", в частности завоеваниям в Галлии и Британии. Однако у северных германцев "война не играла столь значительной роли". В Дании и Швеции важная роль принадлежала внешней торговле. И "в жизни Северо-Запада Восточной Европы IX в. с отчетливостью вырисовывается главенствующая и организующая роль Балтийско-Волжского пути". Благодаря волжской торговле возникают торгово-ремесленные центры — места стоянки купцов, торговли и обмена, притягивающие вскоре местную знать. Как следствие, "усиливаются процессы социальной и имущественной дифференциации в среде местных разноэтничных племен, укрепляются старые и возникают новые потестарные структуры. Наконец, благодаря ней консолидируется обширная территория, на которой в середине IХ в. возникает первое раннегосударственное образование"[814].

По мнению В.Я. Петрухина, именно стремление прорваться на мировые рынки способствовало союзу славян с русскими дружинами[815], "сам "перенос" Олегом столицы в "мать городов русских" был связан, видимо, как с представлениями княжеского рода о том, что русские князья имеют власть над всеми славянами… так и со стремлением к мировым рынкам в обход Хазарии"[816]. И далее: "Прорыв Руси на юг, в Киев и Константинополь (ок. 860 г.), связан с формированием прямого Днепровского пути в Византию… и закреплением его после похода Олега…"[817].

Особый интерес по глубине осмысления социокультурных процессов в восточнославянском обществе в предгосударственный и раннегосударственный периоды представляют исследования Л.В. Даниловой. По ее мнению, у восточных славян "родоплеменные отношения еще не изжили себя к моменту возникновения объединенного восточнославянского государства в IX в. Процесс создания государственности и классов был ускорен", "контактами со старинными цивилизациями"[818], "задачами борьбы с военно-торговой экспансией викингов и агрессией Хазарского каганата", а со временем возросшей опасностью "со стороны Болгарского государства", "геополитической ситуацией и непрерывно протекающими колонизационными процессами"[819]. Л.В. Данилова интересно и весьма убедительно раскрывает факторы, обусловившие формирование особой политической системы, характеризующейся иерархией соподчиненных общин, возглавляемой старейшими городами: "Одновременность процесса формирования государственности и классового общества у восточных славян и их расселения по Восточноевропейской равнине породили своеобразный механизм становления политической системы. На начальных этапах сложения государственности господствующий класс формировался не столько за счет инкорпорирования общинной верхушки разных этнополитических объединений, сколько в ходе подчинения одних общностей (славянских и иноэтничных) другими. Общности-победители in corpore приобретали власть над побежденными, становились их господами. Это нашло непосредственное отражение в господстве главных городов восточнославянских земель и княжеств над пригородами"[820].

Менее убедительны и более традиционны выводы Л.В. Даниловой о роли торговли в политической интеграции восточных славян, о причинах так называемой "феодальной раздробленности". Так, она, в принципе, соглашается с исследователями, отмечавшими внешнюю торговлю в качестве еще одного фактора, обусловившего "относительное единство и могущество раннеклассового восточнославянского государства и большую роль княжеской власти". Обладание торговыми путями, по ее мнению, "способствовало втягиванию в торговлю, доставляло материальные блага, обеспечивало политическое господство над окрестным населением". Л.В. Данилова даже допускает, правда в очень осторожной форме, определенную взаимосвязь между феодальной раздробленностью и изменениями торговых путей[821]. Тем не менее автор считает, что "главная причина" раздробленности "заключалась, конечно, не в этом", а в раннеклассовой природе Киевского государства[822].

Некоторые историки предупреждают о недопустимости преувеличения роли внешнего фактора, причем концентрации исследовательского внимания только на норманнском и хазарском факторах. По словам Г.Г. Литаврина, "изучение проблемы Славиний по письменным источникам с привлечением богатейшего археологического материала, обработанного В.В. Седовым и другими археологами, могло бы, кажется, предельно доступно определить соотношение внутреннего и внешнего факторов, значение фундамента и возводимых на нем политических структур в период становления древнерусского государства"[823].

К сожалению, все не так просто, как может показаться на первый взгляд. К тому же именно последние работы В.В. Седова, с идеологически выраженным автохтонистским зарядом, в известной степени, привели к эффекту обратному от ожидаемого и стали удобной мишенью для оппонентов[824]. Что же касается археологического материала, то он, как увидим в дальнейшем, рисует достаточно противоречивую картину.

В настоящее время вряд ли у кого из серьезных исследователей может вызывать сомнения тезис о том, что при анализе процессов перехода общества на государственный уровень развития следует учитывать всю совокупность внутренних и внешних факторов. Широко распространенную точку зрения на данный вопрос можно выразить словами Е.А. Мельниковой, которая, вслед за Э. Сервисом, выделила внутренние предпосылки возникновения государства, "создаваемые производящим хозяйством и ведущие в первую очередь к стратификации общества", и "внешние факторы, среди которых важнейшая роль отводится военной деятельности и торговле"[825]. Кроме того, и отечественные, и зарубежные специалисты в качестве важных предпосылок выделяют определенный уровень плотности и численности населения, необходимый для выхода общества на государственный уровень развития[826].

Вряд ли возможно серьезно оспаривать традиционное мнение о том, что для образований государства необходим известный уровень развития производящего хозяйства, обеспечивающий получение устойчивого прибавочного продукта и определенная плотность населения. Вместе с тем, для многих регионов планеты, в том числе Европы, уровень плотности населения на протяжении Средневековья оставался незначительным. Поэтому недостаток внутренних связей должен был компенсироваться внешними. Можно предположить в этой связи, что для таких регионов, Восточной Европы в частности, особо значимую роль играли внешние факторы, прежде всего война и, тесно связанная с ней, внешняя торговля.

Мы не можем безоговорочно согласиться с теми исследователями, которые преувеличивают роль внешней торговли и недооценивают роль войны в жизни народов Скандинавии и Восточной Европы. Внешняя торговля в тех условиях была связана с престижной экономикой и войной и не имела самостоятельного значения.