Древнерусская государственность: генезис, этнокультурная среда, идеологические конструкты - Виктор Владимирович Пузанов

К числу важнейших факторов, действовавших в эпоху раннего и развитого средневековья, следует отнести и экспансию христианства в языческие регионы. Оно не только идеологически освящает формирующиеся политические и социальные институты, но и активно участвует в их формировании. Христианство не только не отрицает мифологическую составляющую процесса политогенеза, но и выводит ее на качественно более высокий уровень, как в плане идеологического осмысления, так и в плане широты охвата всех сторон жизнедеятельности общества, глубины проникновения в общественное сознание.

В литературе принято выделять основополагающие признаки государства, отличающие его от догосударственных образований. К числу таковых обычно относят "появление налогообложения, возникновение независимой от основной массы народа публичной власти, располагавшей специализированным аппаратом внутреннего подавления и переход к территориальному разделению народа вместо родо-племенного…"[848]. Некоторые исследователи добавляют к их числу "наличие права, закрепляющего систему норм", обеспечивающих функционирование общества[849]. Можно встретить в литературе и другой набор признаков, которые отчасти дублируют вышеуказанные, отчасти добавляют новые, (которые либо не могут быть признаны базовыми и универсальными, либо модернизируют раннегосударственные отношения).

В настоящее время все большую популярность приобретают взгляды фундаторов теории раннего государства Х.Дж.М. Классена и П. Скальника. В наиболее полном виде типология ранних государств и перечень сопутствующих им признаков представлены в их работе "Раннее государство" 1978 г.[850]. Исследователи определили набор признаков для каждого из трех выделенных им типов ранних государств (зачаточные, типичные, и переходные), по следующим параметрам: роль клановых связей в административном аппарате, способ получения правящей элитой дохода, кодификация законов, наличие судейского аппарата и аппарата чиновников[851].

Отмеченные признаки государства в общем-то верны, прежде всего, с точки зрения теории. Однако, во-первых, на ранних этапах они никогда не встречаются в "чистом виде"; во-вторых, ряд из них вторичен по отношению к государству (например, право, тем более — письменный свод законов); в-третьих, способ получения доходов правящей элитой во многом определяется спецификой социально-экономического развития общества, этнокультурных традиций и т. п.), и не может рассматриваться как определяющий при выделении признаков. Не случайно, грань между вождествами и ранними государствами практически неуловима[852]. Поэтому некоторые исследователи считают, что "отличия раннего государства от вождества содержат больше количественных, чем качественных моментов"[853], другие вообще не видят разницы между ранним государством и сложным вождеством[854]. К этому следует добавить, что представленные признаки раннего государства не могут претендовать на универсальность, к тому же они выделены, как, например, и вождества, в основном, на специфическом региональном материале.

Более качественно определенны, на наш взгляд, традиционные первичные признаки государства, выражаемые триадой налоги — публичная власть — территориальное разделение народа. Но и они далеко не равнозначны. Например, практически неуловима грань, когда происходит отлет публичной власти от народа, равно как трудно уловимы, на ранней стадии критерии, отличающие собственно налог от, скажем, традиционных даров или дани. В этом плане привлекает внимание такой признак, как размещение/разделение населения по территориальному принципу (правильнее, на наш взгляд, вести речь об организации населения по территориальному принципу). Ряд исследователей отмечал, что именно территориальное деление общества в отдельных случаях могло знаменовать возникновение государства[855]. К числу таковых, по нашему мнению, можно отнести и случай с восточнославянским политогенезом. На древнерусском летописном материале процесс деструкции родоплеменных связей и замена их территориальными прослеживается достаточно отчетливо, в отличие от формирования публичной власти или трансформации даней и даров в налог. Конечно, необходимо учитывать, что летописи писались тогда, когда, по крайней мере, для большинства регионов восточнославянского мира организация общества по территориальному принципу стала свершившимся фактом. Тем не менее первые летописцы могли быть свидетелями завершающей стадии этих процессов на периферии Киевской Руси, могли соприкасаться с осколками, и весьма значительными, прежней системы связей в жизни общества, внимать народным преданиям и даже знать людей, заставших времена объединения племенных союзов под властью Киева. Кроме того, организация населения по территориальному принципу, так или иначе, предусматривает наличие и элементов публичной власти, и налоговой системы. Поэтому данный признак, по крайней мере, в отношении восточнославянской государственности, можно считать определяющим.

* * *

В современной отечественной историографии не существует единого мнения относительно этапов формирования Древнерусского государства. Пожалуй, меньше всего разногласий в том, что на длительном пути к государственности восточные славяне проходят через такой тип интеграции, как союз племен. Именно на этой стадии развития находились так называемые "летописные племена" — древляне, поляне и т. п.[856]. В отношении племенных княжений, как образований более высокого социального уровня[857], уже существуют серьезные разногласия. Хотя это понятие широко вошло в современную историографию, имеют место серьезные возражения по поводу правомочности выделения такого этапа политогенеза[858].

Усложнение и эволюция потестарно-политических институтов шли по линии интеграции родоплеменных образований различного уровня в более емкие и сложные системы. Высшей формой таких объединений на догосударственном уровне, по мнению ряда исследователей, являлись суперсоюзы племен (объединения, состоявшие из двух и более племенных союзов)[859]. Правда в исторической литературе последнего времени этот термин употребляется редко. Одной из причин этого, на наш взгляд, является слабая теоретическая и конкретно-историческая проработка вопроса о суперсоюзах племен и терминологическая неопределенность. Существенным недостатком в использовании понятия "суперсоюз племен" является понимание суперсоюзов как некоего абстрактного типологически единого явления, которое, зачастую, не вписывается в колею фактологического материала и современных методологических схем. Между тем, на наш взгляд, так называемые суперсоюзы племен не являлись застывшими и однотипными по форме системами, были гораздо более сложными и многоплановыми по внутреннему наполнению, чем обычно принято их изображать. Более того, при традиционном подходе невозможно объективно и всесторонне рассмотреть механизмы интеграции того времени.

На материале Восточной Европы выделяется 3 основных типа суперсоюзов племен (не считая переходных форм), соответствующих различным уровням (стадиям) интеграции составлявших их племенных союзов. Первичным объединением такого рода (соответственно — 1-й стадией интеграции) является военный союз племенных союзов ("племен") с целью противодействия общей внешней опасности. Такие объединения недолговечны и распадаются после исчезновения причин их породивших (либо просто вследствие раздоров, когда бывшие союзники превращаются в противников), если только не выходят на более высокий уровень интеграции.

2-я стадия интеграции — объединение союзов племен под эгидой сильнейшего из них, который представлял зародыш публичной власти по отношению к остальным. Зависимость устанавливалась, по большей части, силовым путем, выражалась в уплате дани и совместных военных акциях. Порядок управления в подвластных "племенах" оставался прежним. Таким образом, правящий союз племен являлся и источником внешней угрозы для подчиненных племенных объединений. Не случайно, например, летопись не видит различий между даннической зависимостью радимичей и северян от