Долгая зима - Владимир Иванович Петров

– Не учи учёного, – отмахивается он, продолжая упорно долбить по единственному зубилу. Дерево трескается совсем не так, как хотелось бы, образуя две далеко не одинаковые части.

– Говорил, тремя надо!

– Не путайся, мальчик, под ногами! – кричит он.

Таким злым впервые его вижу. Оттого, думаю, он такой сегодня, что неудача с расколом вышла и «похмельного стакана» мамка не налила. Обидевшись на злюку, ухожу к бричке, жалуюсь Смирнушке:

– Тоже мне работничек нашёлся. Не может, а взялся курам на смех. Был бы жив Богатырь, мигом бы смастерил!

Привязанная коротко лошадка тянется к почерневшей соломе на крыше сарая. «Не покормил даже, – опять плохо думаю о Богатырёвом зяте. – Ещё угробит лошадку».

Достаю с лабаза навильник оставшегося с зимы зелёного ещё сена, отношу лошадке, расслабляю вожжи, чтобы могла свободно до корма дотянуться. Сажусь на боковину брички. Вижу лежащую в бричке круглую с зубьями железку, с отверстием посередине, точно такую же, как и на тяжёлом железном противовесе на нижнем конце деревянного «журавля». Ильменёвского колодца. Даже отколы, кажется, схожи. Запомнились мне эти отколы с того самого летнего дня, когда у колодца, отремонтированного Богатырём, вертелся.

«А может, эта железка, что в бричке, та же самая? – рассуждаю я. – Тогда, почему же снял её Богатырёв зять? Другой, лучшей, что ли, её заменил? Но Богатырь ведь до грамма отрегулировал железками противовес, чтобы старым людям легче было воду доставать!»

Любопытство погнало меня к Ильменёвскому колодцу. Издали увидел возле него людей. Незаметно подошёл поближе, за деревом притаился. Всех троих признал, прислушался к их разговору. Старый Кузьма толстой алюминиевой проволокой прикручивает к противовесу порыжевший от ржавчины плужный лемех с отвестием… Рядом с ним громко переговариваются Родимушка и другая бабуся, что водой меня сразу же после ремонта колодца поила.

– Вчерась вечером висела пропавшая железка.

– Может, со слепу ошиблась?

– Не ошиблась. Вижу ещё, слава богу, хорошо. Бычок мой в сарай не хотел заходить, всё тёрся об эту самую железяку с зубиками. Еле загнала.

– Тогда Богатырёва зятя работа. Он тут, видела, чегой-то с утра сегодня крутился, у противовеса раненько, как твой бычок, тёрся.

– Больше вроде бы некому.

– Этот хлюст с городу вполне может схулиганить. С утречка снять железку, а вечером её же и повесить обратно за… стаканчик хмельного при закуси, – подключился к их разговору Кузьма. – Анадысь у Васёны бадья оторвалась от цепи, в колодец упала. Так она, бедная, с неделю за ним ходила зазря. Причины разные находил, чтобы в колодец не лезть. Пока бутылку не выставила да сала шматок, и не подумал бадью вытащить. Так-то вот! Напустил туману научного, всю зиму нам головы морочил, а сам, как оказалось, ни хрена моржового, извиняюсь за выражение, не мыслит в колодезном деле. К тому же лодырь из лодырей. Кажись, и за Васёниной бадьёй не сам полез, нанял кого-то, сказывают, за полбутылки. И на любой работе, наверное, он таков, раз в городу своём не удержался с образованием. Шарлатан, одним словом! Тестя бы хоть уважал, не позорил своим поведением. Жаль, Петя рано ушёл. Туго колодцам, а с ними и нам тоже без него стало…

Слушаю старого Кузьму, соглашаюсь с ним. А ведь и вправду Богатырёв зять – шарлатан. Хотя и не знаю толком смысл этого слова, но уверен – худое оно, раз старик в сердцах его произнёс.

Пока я бегал к Ильменёвскому колодцу, Богатырёв зять – Шарлатан, располовинив с десяток дубовых заготовок, сел отдохнуть в холодочке. Наработался, видно, с непривычки: рубашка на спине взмокла, жидкие волосы некрасиво прилипли к лысине, дышит часто и тяжело. Увидела мамка уморившегося работника, пожалела, велит мне попить ему отнести.

– Бражка! – радуется Шарлатан.

С чего только, удивляюсь. Попробовал я её, пока нёс, не понравилась – кисло-горькая, противная. А Шарлатан вон с жадностью пьёт, большую кружку без отрыва опоражнивает, веселеет.

– Отец скоро будет? – спрашивает, мокрым платочком то и дело вытирает лицо и лысину.

– Не скоро… Посевная же!

– Ещё бы, – показывает он на кружку, просит: – Сходи к матери. Пусть ещё нальёт.

Мамка отказывает. Шарлатан не удивляется отказу, ничуть не серчает, как бывало. Даже пробует продолжить долбёжку, но тут же отбрасывает в сторону маленькую кувалду…

– Не ладится работа, – признаётся он. – Не с той ноги, видно, сегодня встал.

«Ясное дело, что не с той, – думаю. – Первый раз, наверное, за работу взялся. Кататься лишь горазд!»

– А съезжу-ка на Ильменёвский колодец, проверю – всё ли в порядке? – в тон моим мыслям говорит Шарлатан. – Поедешь?

– Не-е… – отказываюсь я. – Мне к дружку надо.

Вру, конечно, насчёт дружка. Просто не хочется с ним, Шарлатаном, ехать. Знаю, какое у него там дело: старый Кузьма ждёт не дождётся его приезда…

Не знаю, как он съездил к Ильменёвскому колодцу, только, вижу, заметно присмирел, безвылазно возится у нас, колодезный сруб мастерит: половинит заготовки, пилит, топором тюкает… Есть чем работать, хороший инструмент от Богатыря остался.

– Неужто за ум взялся? – удивляется мамка и впервые ошибается.

Повозившись несколько дней, Богатырёв зять вдруг исчезает, оставив в четыре венца поднятый сруб, щелистый и заметно перекошенный.

– Укатил наш работничек в город, сбежал по-нашему, – сообщает мамка закончившему посевную бате. – Не попрощался даже и на посошок не попросил. Устыдился или понял, что на дармовщинку больше не погостевать? Как думаешь?

Батя промолчал, лишь крякнул с досады.

3

В следующее половодье я уже вовсю начинать таскать колодезную воду, почти освобождаю мамку от этой необходимой работы. С трудом, но сам достаю её бадьёй, разливаю на два ведра.

– Молодец, сыночек, – хвалит мамка, радуется за меня, за зиму подросшего и окрепшего. – Теперь нам и колодец не нужен, лишь бы уличные подольше стояли. Без Богатыря пропадут ведь!

Сказала – как приговорила. За лето никто не отважился заняться ремонтом колодцев, даже чистку заиленных не произвели. К зиме совершенно их не подготовили, и до Нового года ещё приключения начались. Вначале на самом оживлённом колодце ураганом журавель перекосило, бадейку сорвало. Вместе с оборванной цепью упала она внутрь. Поневоле пришлось дядькам близлежащих домов собраться. Постояли, покурили они, пожалели, что нет Богатыря, кое как длинными жердями задвинули журавель на место, а вместо цепи проволоки на скорую руку накрутили, ведро повесили. Никто не захотел в обледенелую горловину лезь. Решили – пущай полежит бадейка внутри колодца, пока водица черпается. На этом и успокоились. Потом – на другой колодец пьяный водитель на тяжёлом бензовозе наехал, начисто верхнюю часть сруба снёс. Собрались другие дядьки, наскоро сколотили из горбылей временную коробку, вместо снесённого сруба поставили.