Долгая зима - Владимир Иванович Петров

сруб с журавлём и бадейкой. Сколько лет колодцы в порядке держал! От них и болезнь нашёл, потому что ради людей себя не жалел.

– Что и говорить. Безотказный, добросовестный мужик был. Чую, без него колодцам нашим недолго жить…

Оглянувшись, в одном из говоривших узнаю старика Кузьму, проживающего в одном из четырёх домов у Ильменёвского колодца, последнего колодца, отремонтированного Богатырём.

2

С похоронных поминок батя приходит с незнакомым лысоватым дядькой.

– Зять Богатыря, – представляется гость мамке, с кладбища сразу же вместе со мной поспешившей домой. – Малость вот не успел на похороны. Зато решил повременить с возвращением в город. Так сказать, на сельские хлеба прибыл.

– За Петра работать будет, – добавил батя. – Достань-ка, мать, магарыч колодезный, помянём ещё.

Мамка достаёт ёмкую бутыль с мутноватой жидкостью, тот самый «магарыч», без которого, как батя говорил, колодец обвалится. Смешно вспомнить!

– Помянем девять дней, и начну, – говорит дядька прощаясь.

– О чём он? – спрашивает мамка, когда тот, сильно пошатываясь, уходит.

– За наш колодец берётся. Говорит, навык по этому делу имеет.

– Что-то не верится, – качает головой мамка. – Не глядится он…

Однако, верный данному слову, Богатырёв зять берётся за дело, на следующее же утро после девятидневных поминок приезжает к нам на знакомой бричке с впряжённой в неё смирной лошадкой.

– Вот и прибыл, так сказать, – говорит он. – На помин тестя принять бы малость.

Батя не возражает. Они ещё раз прикладываются к «магарычу». Затем заметно повеселевший дядька бодро вскакивает, легонько щёлкает меня по носу:

– Прокатимся?

Ещё спрашивает – кто же из пацанов откажется! Мамка лишь не отказала бы. Она разрешает, и я быстрее дядьки вскакиваю в бричку. Мы привозим с Богатырёва двора дубовые заготовки для колодезного сруба, скорее всего приготовленные Богатырём как раз для нашего колодца, скидываем их поближе к огороду, где батя окончательно наметил рыть колодец.

– Начало положено, так сказать, – обращается он к подошедшей мамке, показывает на заготовки и привезённый инструмент, руки потирает. – Обстаканить бы!

Не совсем понимаю, о чём он говорит, но мама, видно, поняла:

– Тесть твой, вечная ему память, дело сначала делал.

– У меня свои правила… Уважить их надо бы, тёть Тань, иначе дела не будет.

– Сначала дело…

– А если, так сказать, лучше подумать?

– И не уговаривай…

– Ладно. – Дядька, явно недовольный мамкиным отказом, забирает топор и пилу с ножовкой, решает уехать. Меня, собравшегося было вскочить на бричку, не берёт:

– Далеко я…

Объявляется он только к сентябрьским заморозкам.

– Ездил в город, срочные проблемы, так сказать, утрясти, – объясняет он причину своего долгого отсутствия, энергично трёт руки. – А холодновато стало. Согреться бы!

Батя разливает остатки «магарыча». Однако же «согревшийся» Богатырёв зять не спешит браться за наш колодец.

– Проездил вот, потратил время, – говорит он. – А дело к зиме. Ревизию уличным колодцам необходимо произвести, подправить где, подлатать… чтобы потом не мучиться.

– Резонно, – соглашается с ним батя.

Теперь с утра самого ездит Богатырёв зять по уличным колодцам. Частенько к нам заезжает, и если удаётся ему до выпивки беседу с батей довести, то и меня с собой берёт.

– Пусть, так сказать, учится малец колодезному делу, – говорит-повторяется при этом – Не помешает!

Только не получается у него поучиться. Останавливается он у колодца, толкается около, во внутрь заглядывает и, как я заметил, ничего не сделав, кроме простукивания топором по верхним венцам сруба, заходит в одну из ближайших изб, по ему только понятному выбору. Меня же оставляет присмотреть за лошадкой. Я рад этому. С удовольствием глажу её, разговариваю с ней, Смирнушкой называю. Увлекаюсь, не замечаю возвращения Богатырёва зятя. Он весёленьким приходит. Словно довольный кот, мурлычет что-то себе под нос, кидает в деревянный ящик с инструментом помятую тетрадку с заложенным в неё «химическим» карандашом.

– На перспективу работаю. По насущным, так сказать, пожеланиям трудящихся, – показывая на тетрадку, говорит он совсем непонятное мне: – За зиму всё обмозгую с научной точки зрения и с весны развернусь как следует, фундаментально, так сказать. Образцовые колодцы у нас будут, с других мест за передовым опытом приезжать станут. Смекаешь?

– Не-е…

– Не переживай, Вовчик. Подрастёшь – узнаешь!

Вечером он завозит меня домой. Подгадывает подъехать непременно к приходу с работы бати, чтобы, перебросившись парой фраз, выйти с ним в сенцы, почему-то украдкой от меня и мамки, на какой-то – по выражению Богатырёва зятя – «посошок». А может, вовсе не то мне послышалось, тихо ведь, шёпотом почти было сказано. Потому смиряю своё любопытство, к родителям не обращаюсь. Засмеют ещё, как с «магарычом», без которого колодцы обвалятся, получилось.

Так и прокатался Богатырёв зять до зимы, никакого ремонта колодцам, как я видел, не сделав. И к нашему колодцу не приступил, поскольку снег валить начал, позёмить стало…

Опять весной, в половодье, мамка мучается с тяжёлыми вёдрами. Правда, помогать ей начинаю – трёхлитровыми бидончиками воду вместе с мамкой от колодца, что возле дома деда Фрола, таскаю. Только моя помощь не очень-то видная, ходьбы больше! Всё же таскаю водичку и Богатырёва зятя не перестаю ругать: не мог колодец нам сделать. И другие не подремонтировал. На каждом из них успел побывать и всё хорошенько просмотреть. Не слепой ведь и кое в чём уже разбираюсь. Даже самый лучший на улице дед-Фролов колодец рушиться начинает.

И мамка недовольна Богатырёвым зятем. Наслышанная о его «хождениях в народ» просит батю:

– Откажи ему. Толку всё равно не будет, а народ насмешим своей доверчивостью. Все ведь поняли, наверное, что за фрукт он. А ты, в отличие от других, всё наливаешь этому работничку-пройдохе, в собутыльниках держишь.

– Неудобно как-то теперь, – явно недоволен критикой батя. – Пусть уж начнёт, тогда и посмотрим. Вдруг потянет.

– Ой ли!

Подслушал словно Богатырёв зять нелестное суждение о себе, после майских праздников, покатавшись без меня по уличным колодцам, за строительство нашего наконец-то взялся. Инструмент привёз, с дубовыми заготовками с утра возится.

– Начну, пожалуй, со сруба, – пытается остановить он идущую на огород мамку, ладони трёт – Или с копки ямы начать?

– Какая разница? Лишь бы дело делалось, – отвечает мамка.

Не останавливаясь, проходит она мимо него. Похоже, не хочет замечать это давно понятное потирание. Батя же – на посевной, и Богатырёву зятю приходится начинать работу, как теперь я понимаю, без похмельного стакана. С этим работничком-пройдохой чему только не научишься!

– Первым делом подготовлю фронт работ, – рассуждает он невесело, забивая острое зубило в дубовую заготовку.

При постройке загона для кабанчика батя примерно такие по толщине брёвнышки одновременно тремя зубилами раскалывал – для ровного располовинивания. Об этом и