Девушка из колодца - Рин Чупеко

– Ты такая же жертва, как и любой из нас, Тарквиний-кун. Возможно, тебе досталось даже больше…

Ее прерывает мужской голос, извиняющимся тоном говорящий что-то по-японски. Голоса затихают, и Келли чувствует, что ее поднимают в маленький белый фургон, где вокруг нее незнакомые люди дают друг другу указания. На нее надевают маленькую маску, и она с благодарностью делает глубокий вдох. Девушка поднимает голову, чтобы выглянуть за двери фургона, и видит, как Кагура и Тарквиний с тревогой смотрят на нее. Мальчик что-то говорит мико, и та кивает. После этого он подбегает к фургону и спрашивает:

– Можно мне поехать с ней? Она – моя кузина…

После короткого обсуждения его впускают в машину скорой помощи. Тарк держит Келли за руку, пока та то приходит в себя, то снова теряет сознание, а фургон мчится по узкой заброшенной дороге, ведущей обратно в город. Иногда, когда Келли просыпается и поднимает взгляд на Тарквиния, тот ободряюще улыбается ей и между бормотанием санитаров и воем сирен заверяет, что все будет хорошо и что отец убьет его за все те неприятности, которые он причинил. Девушка улыбается из-за того, как они вдруг поменялись местами.

«Почему ты не ушла?» – хочет спросить меня Келли, но что-то резко меняется, и она больше не ощущает моего присутствия. Впервые с момента приезда в Японию Келли не чувствует бремени окружающих ее духов.

– Что-то не так?

– Нет, ничего страшного… – отвечает Келли и пытается улыбнуться, но довольно скоро ее снова клонит в сон.

Местная полиция проводит в храме Чинсей краткий обыск. Моя битва с Чио привела к разрушению храма, и представители правопорядка с радостью принимают простое объяснение произошедшего. На телах мико не обнаружили никаких подозрительных улик. Кагуру и Саю задержали и допросили, но вскоре отпустили. Тем более что их показания были идентичными. Как и при моей жизни, многие люди в этих краях суеверны – особенно в районах вокруг Осорезана и долины Яген, где иногда происходят необъяснимые вещи. Так что среди представителей власти бытует мнение, что чем меньше они вмешиваются в потусторонние дела, тем лучше.

Келли проводит в больнице шесть дней и выписывается как раз вовремя, чтобы присутствовать на похоронах Мачики Фукусимы и Амайи Каэдэ. Их кремировали, а прах развеяли по ветру за пределами храма, как когда-то сделали и для Йоко Танеды.

– Я не знаю, что теперь будет с храмом, – печально сказала Кагура Келли, когда однажды утром они стояли у небольшого колодца.

Чинсей почистили от обломков. Большая часть крыши была восстановлена, хотя несколько комнат по-прежнему держали закрытыми. Витрину, которая служила домом для кукол, восстановили. Пусть храм и пережил нападение Чио, здесь по-прежнему ощущалась печальная пустота.

Храм Бодай в Осорезане и небольшие курорты с горячими источниками уже готовятся к закрытию. Они откроются, только когда придет весна и растает снег.

– Чинсею придется пройти множество ритуалов очищения, прежде чем мы сможем продолжить свою деятельность. Без обасан и Амайи-тян остались только мы с Саей, а у нас недостаточно опыта, чтобы изгонять духов, с которыми справилась бы старшая мико.

– Где вы собираетесь пока жить? – спрашивает Келли.

– У Саи семья на Хонсю, а у меня есть тетя, которая пригласила погостить у нее в Киото. Мы планируем провести столько ритуалов очищения, сколько сможем, пока не пройдет фестиваль Обон и не настанет пора уезжать. Мы сожжем одержимых кукол, а ритуалы продолжим весной. Остаток зимы мы посвятим исцелению и скорби, – Кагура грустно улыбнулась, – а затем вернемся к своим обязанностям. Это то, чего хотела бы Мачика-обасан.

Келли оглядывается на храм. Хотя им не позволят зайти внутрь, пока не завершится большая часть ритуалов очищения, она уже не чувствует угрозы, исходящей от этого места.

– Тарквиний – своего рода чудо, – признается Кагура. – Я испытала облегчение, когда он очнулся после ритуала целым и невредимым. Если столь зловредный дух покидает тело, после него остается негативная энергия, которая может служить маяком для других, менее могущественных, но все же опасных демонов. Его духовная энергия должна была ослабеть, а его телу не помешал бы ритуал очищения.

Но я была удивлена, насколько силен он оказался сразу после пробуждения. – Мико тихо смеется. – В прежние времена он был бы прекрасным онмедзи[19], вроде легендарного Абэ-но Сэймэя[20], тем более что все эти годы он сдерживал в своем теле гораздо больше демонов, чем кто-либо из нас, даже сама Чио. При должном обучении из него мог бы получиться выдающийся буддийский священник.

– Что ж, очень мило с ее стороны сказать обо мне подобное, – заметил Тарквиний, когда Келли рассказала ему об этом. Они стояли у колодца и смотрели вниз, в темноту, хотя в нем ничего не было видно. – Думаю, я бы неплохо смотрелся в мантии и в одной из этих гигантских шляп.

Некоторое время они молчат, продолжая вглядываться в глубины колодца в поисках чего-то, что так и не появляется.

– Так, значит, – начинает девушка, – твоими последними словами должно было стать «Помолчи, Келли. Позволь мне самому разобраться»?

– На меня сильно давили, знаешь ли. Посмотрел бы я, как ты придумала бы что-то получше за столь короткое время…

Келли смеется, и мальчик не может не присоединиться к ней. Но смех девушки прерывается, и она начинает плакать, дав волю накопившимся за последние несколько месяцев эмоциям. Тарквиний ничего не говорит, когда она поворачивается и рыдает у него на плече. Следы веселья исчезают с его лица, и он обеспокоенно смотрит поверх плеча кузины.

Встревоженный и потрясенный недавними событиями, отец Тарка немедленно вылетает обратно в Муцу. Он принимает версию полиции об оползне, но тратит достаточно времени, чтобы отчитать сына за то, что тот втянул Келли в неприятности. Удивительно, но мальчик смиренно переносит лекцию, и гнев в конце концов уступает место слезам облегчения. Вскоре все трое возвращаются в Токио. А еще через неделю – в Америку.

На данный момент храм Чинсей остается необитаемым, как и почти вся долина Яген в холодные месяцы. Ничто не движется на его границах, а если что-то и шевелится в сотнях кукол, которые все еще лежат, ожидая, когда их принесут в жертву, или в тех куклах, в которых скрывается что-то страшное, тщетно пытающееся разорвать красные нити, связывающие их формы, то никто так и не вырывается навстречу дневному свету и миру за его пределами. Святилище пребывает в покое и безмятежности, ожидая приближения зимы и целебной весны, которая наступит вскоре