Девушка из колодца - Рин Чупеко

Восход солнца над долиной Яген прекрасен. Воздух свеж, а в небе летают птицы, выделяющиеся на фоне цвета персиков и лаванды.

Для проведения ритуала нужно многое подготовить. Для начала все участники должны искупаться. Тарквиний смущенно отворачивается, когда мико без колебаний раздеваются, чтобы окунуться в горячий источник, который они называют «Чинсей-но-ю». Покрасневшие щеки мальчика только веселят их. Келли, сжалившись над Тарком, приводит его ко второму источнику, где он может вымыться и отдохнуть от поддразниваний служительниц храма. Келли ощущает необыкновенный жар воды на своей коже, приятное тепло, которое проникает в само ее существо.

«Если бы только все могло быть таким, как река, – думает она, – по которой без остановки плывет все теплое и светлое».

После посещения горячих источников Тарквиний получает выцветшую, но удобную юкату. На Келли свободное хлопковое кимоно, которое ей одолжила Кагура. Каждый предмет одежды на участниках ритуала, вплоть до носков, также должен быть очищен. Другие мико уже вовсю трудятся: натирают веточками шалфея и донником алтари, деревянные полы, стены и даже передвижные ширмы-седзи. Дело доходит до того, что они моют деревянное крыльцо и часть крыши, прежде чем посыпать все солью.

Кагура объясняет, что сочетание шалфея и морской соли рассеивает присущий определенному месту негатив, в то время как донник помогает поселиться в нем позитиву. Чтобы добиться максимального эффекта, мико проводят очищение трижды, по разу в час.

В ритуале используется не одна, а целых восемь кукол, тщательно отобранных с витрины.

– Это лучшие куклы, которые у нас есть, – сообщает обасан.

Женщина, похоже, пребывает в хорошем настроении, даже несмотря на то что вскрывает животы кукол скрюченными, но все еще проворными пальцами и высыпает их содержимое в маленькую деревянную миску. Справа от нее стоит миска побольше, с ароматными рисовыми зернами, освященными в тот же день. Как и во время предыдущего обряда, они будут наполнителем.

– Эти куклы здесь дольше остальных. Они стали свидетелями многочисленных ритуалов и очищений, впитали в себя святость Чинсей. Некоторые находятся в храме уже более ста лет. Мы используем их группами по восемь, когда нужно избавиться от особо могущественных демонов.

– Смогут ли они удержать кого-то настолько могущественного, как Чио? – спрашивает Келли.

– Должны. До смерти Чио у нас не было причин проводить такой ритуал. – После столь леденящего душу откровения пожилая женщина заполняет кукол рисовыми зернами и берет иголку с красной ниткой, чтобы умело заштопать их. – Но я возлагаю большие надежды на то, что сегодня очень благоприятный день.

Оставшиеся нитки она обматывает вокруг тела каждой куклы, надежно удерживая их на месте.

– В ритуале примут участие все сестры, – продолжает объяснение Кагура. – Технически достаточно сильная мико может провести ритуал в одиночку, но большее количество людей усилит эффект. Лучше перестраховаться, чем потом пожалеть.

Мико делают и еще кое-что, чего не было в обряде семилетнего мальчика. Кагура и Амайя встали раньше остальных, чтобы совершить необходимые покупки в Муцу. Теперь Келли наблюдает за тем, как Сая обильно наносит морскую соль на единственную пару зеркал, что есть в храме, и не останавливается, пока ее собственное отражение не становится едва различимым. После этого служительница храма останавливается у двери, ведущей в соседнюю комнату.

– Окику-сама, – произносит она. – Вам следует выйти, чтобы позволить нам завершить приготовления.

Затем она рассыпает несколько горстей вдоль входа и по углам комнаты прямой непрерывной линией, чтобы после ритуала никакие духи не смогли сбежать или проникнуть внутрь.

Все чаши и сосуды внутри храма – восемь сервировочных мисок, две раковины с заглушками, пять деревянных ведер, четыре курильницы для благовоний, которые в этот день не зажигали, – наполняются водой, в которую тоже добавляют морскую соль. Даже маленькие деревянные ложки, которые мико используют для ежедневного приема пищи (а их шесть), разложены на татами и наполнены водой. Наконец, Амайя вручает Келли четыре листочка шалфея и просит положить половину из них в рот, а другую половину – на подошвы ног. Девушка так и делает, засовывая их в носки.

Наконец, все восемь кукол готовы. Их раскладывают так, чтобы образовать большой круг в центре комнаты, а между куклами кладут равное количество донника. Обасан указывает на Тарквиния, который за все утро не произнес ни слова, только молча наблюдал за приготовлениями.

– Обасан хочет, чтобы ты снял юкату, – переводит Кагура. – Ложись в центр круга и не двигайся.

Нервозность и беспокойство, которые Тарквиний испытывал прошлым вечером, исчезли. Выражение лица мальчика умиротворенное, и он едва ли выказывает страх. Послушно встав в центр круга, он раздевается, обнажая отвратительные печати, которые скрывал всю свою недолгую жизнь. Из пяти три поблекли и стали почти незаметны, в то время как четвертая так и осталась черной. Последняя же, будто не определившись, то темнела, то снова бледнела.

Как и было велено, Тарквиний ложится на спину, его ладони обращены к потолку. Он тяжело дышит. Мико становятся на колени по периметру круга так, чтобы дотянуться до трех ближайших кукол.

Обасан берет самую красивую – ичимацу в белоснежном кимоно, с прекрасными бесцветными глазами и мягкими шелковистыми волосами цвета воронова крыла – и поднимает ее над головой Тарка. Когда пожилая женщина затягивает медленное песнопение, ритуал начинается.

Проходит час, затем другой. Обасан не замолкает, а остальные мико, склонив головы и сложив руки на груди, по-прежнему ждут и не двигаются с места.

И все же ничего не происходит.

Но к третьему часу становится очевидно, что что-то завладело храмом. Маленькие колокольчики у входа, которые приветствуют каждый порыв ветра и шепот проникающего воздуха, теперь умолкли, едва слышно позвякивая во внезапной тишине. Половицы скрипят, хотя никто не двигается. Сидящая за пределами круга Келли видит, как они прогибаются под чьим-то весом, будто на них наступает невидимая нога. Скрип окружает кукол и мико рядом с ними, словно незримый зверь выслеживал добычу.

Если остальные и замечают невидимого посетителя, то не подают виду. Но по сигналу обасан мико начинают петь в унисон, образуя хор голосов и сутр, от скрытой силы которых потрескивает воздух. В отместку скрип усиливается, незримый гость в порыве злости топает ногами.

Келли внезапно понимает: мико и куклы создают барьер между Тарквинием и невидимым духом, не позволяя тому проникнуть в тело мальчика, медленно и кропотливо разрывая связь между ними.

Слышатся крики, но их источника не видно. Вопли, яростные завывания эхом разносятся по окрестным горам. В попытке заглушить ужасные звуки, Келли прижимается к стене и обхватывает голову руками. Мико невозмутимо продолжают петь. Тарк, не мигая, смотрит в потолок