Девушка из колодца - Рин Чупеко

Со временем крики слабеют, как будто у источника звука иссякают силы. После очередного сигнала обасан пение становится громче и быстрее, и старшая мико с торжествующим возгласом поднимает куклу над головой. Пол начинает дрожать, как и все внутри Чинсей. Куклы, которые не принимают участия в ритуале, падают на пол, а по стеклянной витрине ползут трещины. Тяжелые чаши с водой шумно раскачиваются, а деревянная балка на потолке раскалывается, осыпая мико опилками и щепками. Келли в ужасе ахает, но прислужницы храма даже не вздрагивают.

Несмотря на растущее вокруг напряжение, Тарквиний остается нетронутым в кольце из кукол. Обасан держится твердо и не опускает ичимацу. Келли видит, как игрушечные зрачки то расширяются, то снова сужаются. Поднимается холодный ветер, и молодая женщина замечает едва различимую фигуру в черном, беспомощно борющуюся с порывом, который все ближе и ближе притягивает ее к кукле. Дюйм за дюймом она поддается, пока ее, наконец, не засасывает прямо в похожий на бутон розы ротик. Звучит последний громкий вскрик, и все замолкает. Ветер стихает, и снаружи снова доносится звон колокольчиков.

Обасан, а вместе с ней и все мико, прекращают петь. Пожилая женщина теперь уже дрожащими руками кладет куклу рядом с головой Тарквиния. Среди мико раздаются короткие вздохи облегчения. Тарк, однако, не поднимается с пола и пристально смотрит на что-то над собой. Странные татуировки на его теле исчезли.

– Дело сделано, – решительно произносит обасан. Келли смотрит на распростертое тело мальчика, не понимая, почему он не двигается. Похоже, он даже не дышит.

– Тарквиний-кун, – зовет его Кагура, – ритуал окончен. Теперь ты можешь встать. Видишь? Татуировки исчезли.

Но Тарк по-прежнему не издает ни звука. Когда он так и не двигается с места, радостное выражение на лицах мико сменяется озабоченным.

Его грудь не поднимается, и он не моргает.

– Тарквиний-кун?

Сая, нахмурившись, склоняется над распростертым телом мальчиком. И тут она, тихонько вскрикнув, переворачивает одно из его запястий.

На теле Тарквиния осталась одна печать, которая неистово пульсирует так, словно имеет собственное сердцебиение. Это та самая печать на левом запястье, которая впитала в себя кровь Келли – единственной жертвы, пережившей проклятие женщины.

– Что случилось? – спрашивает потрясенная обасан.

– Печать все еще на месте! – В голосе Саи слышится паника.

– Это невозможно! Она должна была исчезнуть вместе с остальными. Если только… если только…

Суровый взгляд обасан теперь устремлен на ошеломленное лицо Келли.

– Это ты, да? – Келли не нужно знать японский, чтобы по яростному изгибу губ и гневу в глазах женщины понять, о чем она говорит. – На этой печати была твоя кровь!

– Я… я не…

– Ты должна была сказать нам, Келли-тян! – восклицает Кагура. – Ты должна была сказать, что это твоя кровь, твоя печать! Все присутствующие при ритуале должны быть чистыми и незапятнанными. Тебе нельзя было смотреть!

– Простите! Я… я не знала…

Раздается громкий вздох, и побледневшая в одно мгновение обасан внезапно спотыкается. Схватившись за живот, из которого торчит рукоять каменного ножа, она пытается заговорить, но вместо этого у нее изо рта течет кровь, и она падает на деревянный пол.

– Мачика-обасан!

Остальные мико, позабыв о своих обязанностях, бросаются к пожилой женщине, не обращая внимания на лужу крови, которая растекается под ней. Та становится все больше, пока сначала не касается волос Тарквиния, а затем и вовсе не впитывается в них. Мальчик раскрывает рот, и из его горла вырывается резкий, хлюпающий звук.

Первой опасность замечает Амайя.

– Нет! – кричит она, пытаясь поднять Тарквиния и унести его прочь.

Но уже слишком поздно. Кровь стекает по спине мальчика, капает на последнюю нетронутую печать, которая вдруг снова появляется на его коже, прежде чем так же внезапно раствориться.

Комнату наполняет темнота, заглушающая дневной свет, а вместе с ней раздается холодный, издевательский смех.

Ритуал не сработал. Женщина в черном теперь на свободе.

21. Жертва

Сначала слышатся

крики.

В темноте они раздаются отовсюду и одновременно ниоткуда.

А затем – ужасные звуки, с которыми сталкиваются

тела,

хруст костей о дерево и камень.

И… тишина.

Когда тени рассеиваются, она оказывается в кольце, рядом с распростертым телом Тарквиния. Куклы, из которых состоит круг, разлетаются с такой силой, что одна врезается в стену, а другая – в дерево, растущее снаружи.

Мико сами напоминают сломанных кукол. Саю отбрасывает на несколько метров в соседнюю комнату. Ее ноги видны из-под разбитой деревянной ширмы. Амайя врезается в стеклянную витрину с куклами. Из раны на ее голове течет кровь, а ее неподвижно лежащая на полу фигура почти полностью погребена под упавшими куклами.

Кагура лежит бесформенной кучей в стороне, осколки стекла пронзили ее руки. Единственная из мико, кто еще подает признаки жизни, она тихо стонет. Часть крыши обвалилась, тяжелые деревянные обломки заблокировали задние комнаты.

Даже Келли, которая забилась в самый дальний угол, досталось. Ее лодыжку придавило доской, что свалилась с потолка.

Но больше всех страдает обасан: она лежит на животе, уткнувшись в пол, а кровь, сочащаяся из ее ран, собирается вокруг нее в лужицы. В руке женщина все еще сжимает куклу, которая должна была стать новой тюрьмой для женщины в черном. Игрушка обгорела до неузнаваемости, а ее голова валяется неподалеку.

Женщина в черном смеется. Келли, несмотря на поврежденную ногу, предпринимает отчаянную попытку защитить лежащего без чувств Тарквиния, но невидимая сила отталкивает ее назад. Ее кожу будто бы пронзает электрический разряд, и она с криком хватается за руку, на которой появляется ожог в форме человеческой ладони.

От маски ничего не осталось. Перед ними стоит женщина в черном, а тело, которое когда-то принадлежало мико по имени Чио, изуродовано. Сверкающие, глубоко запавшие глаза смотрят из своих впадин, рот, у которого не осталось губ, приоткрыт, обнажая ужасные коричневые зубы, острые, как у собаки. Ее черные волосы – симфония болезни и беспорядка. На одной стороне головы больше не осталось прядей, только обнаженный блестящий череп цвета слоновой кости.

– Тарк! – кричит Келли.

Мальчик не отвечает. Он слегка подергивается, его рот приоткрыт, а глаза пусты, охваченные древним недугом, паутиной власти, которую плетет вокруг него женщина в черном. Существо не утруждает себя тем, чтобы взглянуть на жертву, в чьем теле оно обитало большую часть его жизни. Вместо этого она смотрит на Келли. С мучительной медлительностью женщина поднимает изувеченную ногу и выходит из разорванного круга к съежившейся от страха девушке.

Келли понимает зачем: единственная