Девушка из колодца - Рин Чупеко

обасан деловито выкрикивает приказы, которые остальные тут же бросаются выполнять. Не зная, как помочь, Келли и Тарквиний зачарованно наблюдают за происходящим.

Кагура выходит в сад и возвращается со свежими веточками донника и шалфея. Амайя переходит из комнаты в комнату: по периметру святилища она расставляет большими концентрическими кругами свечи, а после зажигает каждую из них. Вскоре воздух наполняется сладким дымчатым ароматом благовоний, сложенных на маленьком алтаре. Другая мико, Сая, рассыпает повсюду каменную соль, прежде чем развесить на стенах и ширмах-седзи офуда – полоски бумаги с сутрами.

Обасан снимает со стеклянной витрины одну из кукол и быстрым движением разрезает ее туловище, чтобы вынуть ватные шарики, которыми набита игрушка. Она заменяет их зернами белого риса, а после снова зашивает все красной нитью. Затем старшая мико достает большой каменный нож и промывает его горячей водой, от которой идет пар.

– Мы готовы, – сообщает она, и служительницы расценивают ее слова как сигнал к тому, что пора привести одержимого.

Им оказывается маленький мальчик лет семи. Когда встревоженные родители и другие обеспокоенные родственники вносят его в святилище, он начинает дергаться в конвульсиях. Его глаза постоянно закатываются, а изо рта вырываются ужасные, рычащие ругательства. Даже Келли и Тарквиний, которые не понимают японского, отшатываются, услышав яд, сочащийся из пены на его губах.

– Положите мальчика на пол, – командует обасан, и ее приказ немедленно выполняют, несмотря на то что теперь одержимый кричит от боли.

Каждая мико удерживает его за руку или ногу, чтобы не позволить сесть или уползти, в то время как обасан подвешивает куклу над головой мальчика и напевает что-то протяжным, звучным голосом.

Над маленьким храмом, как и над всей долиной Яген, нависает темная туча, хотя всего несколько мгновений назад светило солнце. Что-то похожее на раскаты грома проносится по Чинсей, и вопли мальчика становятся громче. Родители несчастного, которые теперь невероятно бледны, складывают руки и бормочут под нос молитвы.

В течение почти получаса мальчик корчился от боли, издавая протяжные, леденящие душу вопли. Он проклинает обасан глубоким, гортанным голосом, который не может принадлежать семилетнему ребенку. Здание охватывает небольшое землетрясение: глиняная посуда дребезжит, а земля под ногами покачивается. На пожилую женщину эти угрозы не действуют, и она продолжает длинную литанию, пока, наконец, мальчик не начинает слабеть. Его руки и ноги уже не дрожат так сильно, а голова опускается на пол. Наконец, он делает глубокий вдох и, шумно выдохнув, замолкает.

Обасан еще несколько минут держит куклу над лицом потерявшего сознание мальчика. После этого она кладет игрушку рядом с ним и берет нож.

Внезапно мальчик садится и выбивает оружие из рук мико. Лицо маленького ребенка, едва напоминающее человеческое, перекошено, слишком широко раскрытый рот обнажает ряд маленьких зубов с расщелинами. Глаза мальчика, кажется, вот-вот вылезут из орбит, а на лбу появляются две черные шишки. Издав громкий нечеловеческий вопль, он вырывается из рук мико и бросается прямо на Тарквиния. Мальчик с татуировками, у которого нет времени, чтобы как-то среагировать, стоит с открытым ртом, когда одержимый ребенок преодолевает оставшееся между ними расстояние, прыгает и… оказывается отброшенным назад невидимым барьером, который создает защитный, выложенный из кукол круг. Все еще поющие мико набрасываются на мальчика, хотя тот, похоже, теперь обладает силой целого десятка мужчин. Ему удается одолеть Амайю и Саю, но когда он почти освобождается от хватки Кагуры, все его тело внезапно выгибается, застывает, а после безжизненно падает на пол. Обасан забирает каменный нож и, не колеблясь, вонзает его в тело куклы. По комнате разносится звук, напоминающий звонкую пощечину. Келли кажется, что она слышит протяжный, полный страданий вопль, – громче всех тех, которые издавал мальчик, – пока он резко не обрывается.

Странное спокойствие нисходит на храм Чинсей. Не слышно даже пения птиц.

– Дело сделано, – устало произносит обасан. Кагура нежно протирает лицо спящего мальчика листьями шалфея и донника. – Дух покинул его. Проснувшись, он станет таким же, как раньше.

Родители и родственники, на лицах которых все еще видны страх и благоговение, не перестают восхвалять обасан и предлагают ей несколько мешочков риса и овощей. Скудная плата за столь непростой обряд изгнания нечистой силы, но мико с благодарностью принимает подношение.

– Вот как это происходит, – вздохнула Кагура, когда посетители храма уходят.

Тарквиний с ужасом смотрит на все еще лежащую на полу куклу; каменный нож торчит из того места, где должно быть сердце. Незрячие, когда-то бесцветные глаза игрушки теперь стали непроглядно-черными. Остальные мико уже убирают с пола остатки шалфея и донника.

– Это часть ритуала, – говорит ему Кагура, когда обасан поднимает куклу и медленно вытаскивает нож из ее груди. Старшая мико, что-то бормоча, несколько раз проводит игрушкой над благовониями, а после помещает ее в стеклянную витрину, где хранятся куклы с такими же черными глазами. – Теперь дух заключен в кукле, и мы избавимся от него в Обон.

– Мне придется пройти через то же самое? – внезапно спрашивает Тарквиний. Возможно, перед его мысленным взором предстает другой ритуал, в котором это его, кричащего и изрыгающего проклятия, удерживают на полу. Но мальчик выглядит спокойным, как будто уже смирился со своей участью. – Вот как обасан собирается изгнать призрака из моего тела?

– Если до этого дойдет, ты согласишься? – сверлит его взглядом обасан, в ее голосе слышится странное шипение.

Келли злится. Как можно просить подростка добровольно согласиться на такое страшное испытание? Она открывает рот, чтобы возразить.

– Все в порядке, Келли, – говорит Тарк с удивительным спокойствием. – Если ее можно вытащить только так, я готов это сделать.

– Храбрый мальчик, – мягко произносит обасан, с улыбкой поглаживая его по голове. – Ты всегда, всегда был таким. Обещаю, что ритуал пройдет быстро, и, если это тебя утешит, ты все равно ничего не запомнишь. Завтра благоприятная дата, лучший день для проведения ритуала. Не волнуйся, Тарквиний-кун. Скоро все закончится.

– Я в этом сомневаюсь, – пробормотал себе под нос Тарк.

Ужин в этот вечер – настоящее пиршество. Чтобы отпраздновать успешное изгнание нечистой силы, Кагура приготовила на несколько блюд больше, чем обычно, – ароматные онигири, рисовые шарики, пропитанные зеленым чаем, с начинкой из умебоши – соленых маринованных слив. А еще – тушенные в прозрачном бульоне баклажаны, стручковая фасоль в кунжутном соусе и репейник в кисло-сладкой заправке. Настроение у всех было отличное.

– Важно встретить следующий день с легким сердцем и в приподнятом духе, – объяснила Сая, смеясь над собственным каламбуром.

Тарк съел больше положенного и, похоже, не слишком беспокоился о том, что может принести ему ближайшее будущее. Вместо этого он смеется над