Человек из Санкт-Петербурга - Кен Фоллетт

Лишь какое-то время спустя она стала постепенно приходить в себя. К этому моменту они уже оказались рядом с вокзалом Виктория. Мужчина остановился у кафе на углу.

– Хотите чашку чая? – спросил он.

Шарлотта кивнула, и они вошли.

Он усадил ее в кресло и уселся напротив. Только сейчас она сумела рассмотреть его. На мгновение ей снова стало страшно. У него было удлиненное лицо с чуть крючковатым носом. Волосы коротко острижены, но щеки покрыты щетиной. В целом он производил впечатление человека как будто даже опасного. Но стоило ей посмотреть ему в глаза… И она не увидела ничего, кроме доброты и сочувствия.

Она глубоко вдохнула и сказала:

– Даже не знаю, как мне вас благодарить…

– Есть хотите? – спросил он, не обратив внимания на ее реплику.

– Нет. Только чай. – Она распознала его акцент и заговорила по-русски: – Откуда вы?

Ему явно было приятно, что она владеет его родным языком.

– Я из Тамбовской губернии. А у вас очень хороший русский.

– Моя мать – русская. И гувернантка тоже.

К ним подошла официантка, и он сделал заказ:

– Два чая, пожалуйста, милейшая.

«Забавно, что он говорит по-английски, словно учился у кокни», – подумала Шарлотта. И продолжала по-русски:

– Мы ведь пока даже не познакомились. Я – Шарлотта Уолден.

– А я – Максим Петровский. Было очень смело с вашей стороны присоединиться к той демонстрации.

Она покачала головой:

– Я вовсе не смелая. Просто совершенно не представляла себе, чем все это обернется.

Ее снедало любопытство. Кто этот человек? Откуда он? У него странная, вызывающая интерес внешность, но внутренне он настороже. «Мне бы хотелось узнать о нем больше».

– А чего же вы ожидали? – спросил он.

– От марша? Даже не знаю… Но скажите, почему все те мужчины получали такое удовольствие, избивая женщин?

– О, это интересный вопрос. – Он внезапно оживился, и Шарлотта поняла, что у него действительно привлекательное и очень выразительное лицо. – Понимаете, мы возводим женщину на пьедестал, принимая как данность, что она – существо чистое духовно и слабое физически. А посему в так называемом цивилизованном обществе мужчины уговаривают сами себя, что не могут чувствовать враждебности по отношению к даме ни при каких обстоятельствах, равно как и не должны испытывать откровенного вожделения к женскому телу. Но вот появляются женщины – я говорю о суфражистках, – которые явно не беспомощны и не нуждаются в обожествлении. Более того, они готовы нарушать закон. Таким образом, они разрушают мифы, в которые веками верили мужчины, а значит, на них можно нападать безнаказанно. Мужчины ощущают себя обманутыми в лучших чувствах и потому дают волю агрессии и похоти, которые им прежде приходилось тщательно скрывать. Представляете, какая это для них разрядка? Вот они и наслаждаются ею.

Шарлотта смотрела на него с восхищением. Фантастика! Исчерпывающее и толковое объяснение, высказанное в форме импровизации! «Мне нравится этот человек», – решила она и спросила:

– Кто вы по профессии?

Он как будто снова насторожился и ответил:

– Так… Безработный философ.

Им принесли чай – крепкий и очень сладкий, придавший Шарлотте бодрости. Ее заинтриговал этот странный русский, и хотелось вызвать его на откровенность.

– Судя по вашим словам, – сказала она, – вы считаете, что положение женщины в современном обществе приносит в равной степени вред как самим женщинам, так и мужчинам.

– Абсолютно в этом убежден.

– Но почему?

Он ответил после некоторого колебания.

– Мужчины и женщины могут найти счастье только в любви. – Легкая тень пробежала по его лицу, но тут же пропала. – А любовные отношения не строятся на поклонении и возведении на пьедестал. Поклоняться можно Богу. А любить – только человека. Если мы поклоняемся женщине, то это не значит, что мы ее любим. Но вот когда обнаруживается, что она не бог, достойный поклонения, тут-то и возникает почва для ненависти. Что крайне прискорбно.

– Никогда не задумывалась об этом, – сказала не перестававшая удивляться Шарлотта.

– Кроме того, в каждой религии присутствуют хорошие боги и плохие. Господь и дьявол. Точно так же мы делим женщин на хороших и плохих, и с плохими можно творить что угодно, как, например, с суфражистками или проститутками.

– Кто такие проститутки?

Теперь настала его очередь удивиться.

– Это женщины, которые берут деньги за… – Он употребил русское слово, которого не было в лексиконе Шарлотты.

– Вы можете это перевести на английский?

– За случки, – произнес он.

Шарлотта покраснела и отвела глаза.

– Что, неприличное слово? Прошу прощения, но другие, обозначающие это, еще грубее.

Шарлотта собралась с духом и шепотом сообщила:

– Можно употребить выражение «половые сношения».

Максим снова перешел на русский:

– Мне кажется, что вы тоже возведены на пьедестал.

– И вам даже трудно себе представить, до чего это ужасно! – горячо подхватила она. – Быть такой невежественной. Неужели действительно есть женщины, продающие себя подобным образом?

– О да! Ведь респектабельной замужней даме положено делать вид, что ей не нравится вступать в половые акты. И зачастую это портит жизнь именно мужчинам, вынуждая их обращаться к проституткам. Зато уж проститутка обязана притворяться, что она это просто обожает, но, учитывая, как часто ей приходится вступать в половые связи с множеством мужчин, на самом деле она вовсе этого не любит. В результате притворяться приходится всем.

«Именно такой информации мне не хватает!» – подумала Шарлотта. Ей захотелось силком затащить его домой, приковать цепями в своей спальне, чтобы он день и ночь рассказывал ей обо всем.

– Но как мы пришли ко всему этому притворству? – спросила она.

– Чтобы получить полный ответ на ваш вопрос, надо потратить на его изучение всю жизнь. По меньшей мере. Однако я, например, убежден, что здесь дело во власти. Мужчины обладают властью над женщинами, а богатые мужчины подчиняют себе бедных. И требуется множество иллюзорных, искусственно придуманных понятий, чтобы подвести под систему фундамент законности. К числу таких фантазий относятся и монархия, и капитализм, и продолжение рода, и вопросы взаимоотношения полов. Живя в мире иллюзий, мы несчастны, но без них кое-кто лишится власти. А мужчина ни за что не откажется от власти, даже если она приносит ему лишь разочарования.

– Но что же делать?

– Вы задали извечный вопрос. У мужчин, не желающих добровольно расстаться с властью, ее следует забрать силой. Переход власти от одной группы людей к другой, но принадлежащей к тому же общественному классу, называется государственным переворотом, и в таком случае ничего не меняется. А вот переход власти от одного класса к другому – это уже революция, которая действительно меняет многое.

После некоторого колебания он добавил:

– Хотя вовсе не обязательно, что совершившие революцию стремились именно к таким переменам. И революции происходят только при условии, что большое количество людей восстает против своих угнетателей – как, например, в случае с суфражистками. Революция предполагает насилие, потому что правящие круги не останавливаются перед убийствами ради сохранения своей власти. И тем не менее революции происходят, поскольку всегда есть люди, готовые пожертвовать во имя свободы своими жизнями.

– Так вы революционер?

– Догадайтесь с трех раз, – ответил он по-английски.

Шарлотта рассмеялась.

И именно ее смех все расставил по местам.

Пока Максим говорил, часть его сознания была поглощена наблюдением за ее лицом, оценкой реакций. Он проникся к ней неожиданной теплотой, и это чувство что-то ему живо напоминало. «Это же я должен околдовать ее, – думал он, – а получается, что она совершенно зачаровала меня самого».

А потом она рассмеялась.

При этом ее рот открылся, в уголках карих глаз собрались складочки, она слегка откинула назад голову, чуть вздернув подбородок. Руки она подняла ладонями наружу, словно от чего-то защищаясь, а смех был звонким, но не горловым, зарождаясь где-то в глубине ее существа.

Максим как будто перенесся на двадцать пять лет назад и увидел избу на три комнаты, притулившуюся к стене деревянной церкви. Мальчик и девочка сидели за простым столом из теса. На печи бурлил чугунный котел, в котором варились капуста и небольшой кусок жирной свинины. Уже почти стемнело, и скоро придет ужинать отец. Пятнадцатилетний Максим только что рассказал своей восемнадцатилетней сестре Наташе забавную историю о путнике и крестьянской дочке. Она откинула голову назад и рассмеялась.

Максим уставился на Шарлотту. Она поразительно походила на Наташу.

– Сколько вам лет? – резко спросил он.

– Восемнадцать.

И в этот момент Максима осенила мысль столь поразительная, столь невероятная, столь сокрушительно неожиданная, что у него чуть не остановилось сердце.