Человек из Санкт-Петербурга - Кен Фоллетт

– Да, да, слышал. У вас есть часы?

– Часы? Нет.

– И у меня тоже. – Он оглядел зал и увидел часы на стене.

Шарлотта проследила за его взглядом.

– О мой Бог! Уже пять часов. А я-то собиралась вернуться домой, прежде чем мама спустится к чаю.

Она поднялась из-за столика.

– У вас будут проблемы? – спросил он, тоже вставая.

– Боюсь, да. – Она повернулась, чтобы выйти из кафе.

– Шарлотта… – обратился он к ней.

– Да, что такое?

– Не могли бы вы заплатить за чай? Я, видите ли, очень беден.

– Ах, даже не знаю, есть ли у меня с собой деньги. Есть! Смотрите, здесь одиннадцать пенсов. Этого хватит?

– Конечно. – Он взял монеты из ее ладони и отправился к стойке, чтобы расплатиться.

«Занятно, о чем только приходится помнить, когда ты вне своего привычного окружения, – подумала Шарлотта. – Увидеть бы выражение лица Марии, если сказать ей, что я угостила чаем в кафе совершенно незнакомого мужчину! Да ее удар хватит!»

Максим отдал ей сдачу и придержал входную дверь.

– Я могу немного проводить вас.

– Спасибо.

Максим взял ее за руку, и они пошли вдоль тротуара. Солнце все еще припекало. В их сторону двигался полицейский, и Максим заставил Шарлотту остановиться и сделать вид, что они разглядывают витрину магазина, пока тот не прошел мимо.

– Почему вы не хотели, чтобы он обратил на нас внимание? – спросила Шарлотта.

– Они могут до сих пор выискивать участниц демонстрации.

Шарлотта нахмурилась. Объяснение показалось ей неправдоподобным. Впрочем, наверное, ему виднее.

Они пошли дальше.

– Мне всегда нравился июнь, – сказала она.

– Да, погода в Англии просто прекрасная.

– Если вам так кажется, значит, вы не бывали на юге Франции.

– Зато, как я понимаю, там часто бывали вы.

– Мы туда отправляемся каждую зиму. У нас вилла в Монте-Карло. – Ей внезапно стало неловко. – Надеюсь, вы не думаете, что я бахвалюсь этим?

– Разумеется, нет, – улыбнулся он. – В вашем возрасте уже пора понять, что богатства надо стыдиться, а не гордиться им.

– Вероятно, так и есть. Но только я пока этого не поняла. Вы, стало быть, презираете меня?

– Нет. Ведь богатство вам не принадлежит.

– Вы самый интересный человек из всех, кого я когда-либо встречала, – призналась Шарлотта. – Мы можем снова увидеться?

– Конечно, – кивнул он. – У вас есть носовой платок?

Она достала платок из кармана плаща и протянула ему. Он утер себе нос.

– Говорила же, что вы подхватили простуду! – сказала она. – У вас вон и глаза слезятся.

– Должно быть, вы правы, – промокнул он глаза. – Назначим новую встречу в том же кафе?

– Мне это место показалось не слишком уютным, – возразила она. – Давайте подыщем что-нибудь другое. У меня идея! Как насчет Национальной галереи? Там, если я увижу кого-то из знакомых, мы всегда сможем сделать вид, будто не вместе.

– Хорошо.

– Вы любите живопись?

– Надеюсь, вы научите меня любить ее.

– Тогда договорились. Что, если мы встретимся там послезавтра в два?

– Превосходно.

Только сейчас до нее дошло, что ей может оказаться сложно вырваться из дома.

– Если у меня не получится прийти и свидание придется отменить, я могу послать вам записку?

– Э-э… Как же быть? Я, видите ли, почти не сижу на месте…

Но тут ему в голову пришла неожиданная мысль.

– Впрочем, записку всегда можно оставить у миссис Бриджет Каллахан в доме девятнадцать по Корк-стрит в Камден-тауне.

Она повторила адрес.

– Запишу, как только доберусь до дома. Кстати, нам до него осталась всего пара сотен ярдов.

Она замялась.

– Нам лучше расстаться здесь. Надеюсь, вы не обидитесь, но не надо, чтобы кто-то увидел меня с вами.

– Обижусь? – переспросил он со своей странной изломанной улыбкой. – Ни в коем случае.

Она протянула ему руку:

– Тогда до свидания!

– До свидания. – И он крепко сжал ее кисть.

Она повернулась и быстро пошла к дому. «Неприятностей не избежать, – размышляла она. – Там уже обнаружили, что меня нет в спальне, и устроят допрос с пристрастием. Скажу, что просто гуляла в парке, но им это не понравится».

Но на самом деле теперь ей было все равно, что подумают дома. Она обрела настоящего друга. И от этого делалось легко и радостно на душе.

Добравшись до ворот, она обернулась. Он все еще стоял там, где они попрощались, глядя ей вслед. Она чуть заметно махнула ему рукой. Он помахал в ответ. Странно, но, стоя там в одиночестве, он выглядел таким беспомощным и печальным. «Глупости, – отмела эти мысли Шарлотта, вспомнив, как он вытащил ее из бушевавшей толпы. – Он очень сильный мужчина».

Она вошла во двор и поднялась по ступенькам к входной двери.

Граф прибыл в Уолден-Холл, страдая от нервного несварения желудка. Из Лондона он поспешно выехал еще до обеда, как только полицейский рисовальщик закончил с портретом убийцы, и поел дорогой, не останавливая машины, прямо из корзины для пикников, запив еду бутылкой шабли. А причина нервничать у него была.

Сегодня ему предстояло вновь провести переговоры с Алексом. Он догадывался, что Алекс приготовил встречное предложение и ждал телеграммы с его одобрением от царя, которая должна прийти сегодня. Оставалось надеяться, что у сотрудников российского посольства хватит здравого смысла, чтобы немедленно доставить телеграмму Алексу в Уолден-Холл. Надеялся он и на то, что контрпредложение русских окажется приемлемым и он сможет представить его Черчиллю как свой большой успех.

Ему не терпелось приступить к деловой беседе с Алексом немедленно, но, будучи реалистом, он понимал, что какие-то минуты здесь ничего не решают, а в процессе переговоров нежелательно проявлять слишком большое рвение. И поэтому немного постоял в вестибюле, собираясь с мыслями, прежде чем вошел в «Октагон».

Алекс в тоскливой задумчивости сидел у окна – к чаю и пирожным, принесенным ему на огромном подносе, он даже не притронулся. При виде Уолдена он встрепенулся и спросил:

– Что произошло?

– Этот человек появился, но, боюсь, нам не удалось схватить его, – ответил граф.

– Значит, он снова пытался убить меня… – Алекс устремил взгляд в окно.

Уолден ощутил прилив сочувствия. Такой молодой, но уже обремененный огромной ответственностью, он находился в чужой стране и за ним охотился убийца. Но не стоило давать ему повода для еще большей меланхолии. И Уолден заговорил с напускной бодростью:

– Зато теперь у нас есть точное описание внешности преступника. Более того, у полиции имеется его портрет. Томсону понадобится день, от силы – два, чтобы поймать его. А здесь ты в полной безопасности – ему не выведать, где именно ты находишься.

– Вы считали, что в отеле тоже безопасно, но он нашел туда дорогу.

– Больше подобное не повторится. – Уолден понял, что на такой ноте начинать переговоры не стоит. Ему следовало отвлечь Алекса от горестных раздумий и как-то развеселить.

– Ты уже пил чай? – спросил он.

– Нет особого желания.

– Тогда предлагаю пройтись. Это поможет нагулять аппетит к ужину.

– Хорошо, – кивнул Алекс и поднялся.

Уолден захватил с собой ружье.

– Возможно, постреляем по кроликам, – заявил он Алексу. И они отправились в сторону приусадебного хозяйства, которое называлось домашней фермой. Один из двух телохранителей, приставленных Томсоном, последовал за ними, держась ярдах в десяти сзади.

Хозяин продемонстрировал Алексу свою свиноматку-рекордистку по кличке Принцесса Уолдена.

– Она брала первые призы на сельскохозяйственной выставке два года подряд, – сообщил он.

Алекс восхищенно рассматривал добротные кирпичные коттеджи арендаторов, высокие, тщательно выбеленные амбары и породистых лошадей-тяжеловозов.

– Я не стремлюсь получать со всего этого какой-то доход, – пояснил Уолден. – Вся прибыль уходит на закупку скота, прокладку дренажной системы, на строительство домов и ограждений. Но это хозяйство задает высокий стандарт для арендаторов, и после моей смерти домашняя ферма будет стоить намного больше, чем когда я унаследовал ее.

– У нас в России такое невозможно, – сказал Алекс.

«Отлично», – подумал Уолден, он уже отвлекся от прежних мыслей.

– Наши крестьяне чураются новых методов обработки земли, – продолжал Алекс. – Механизмы их пугают, и они не умеют содержать в порядке ни новые постройки, ни хорошие инструменты. А все потому, что остаются крепостными – пусть уже не формально, но психологически. Знаете, что многие делают, когда случается неурожай и им приходится жить впроголодь? Сжигают пустые амбары.

На южном акре вовсю шел сенокос. Двенадцать работников выстроились в изломанный ряд и продвигались по полу, налегая на косы. Слышался их ритмичный свист, и срезанная трава густо валилась на землю.

Сэмюэль Джонс, самый опытный из косарей, прошел до конца своего участка первым. Все еще не расставаясь с косой, он приблизился и приложил ладонь к козырьку кепки, приветствуя хозяина. Уолден пожал его мозолистую руку. Ощущение было такое, словно сжимаешь камень.