Человек из Санкт-Петербурга - Кен Фоллетт

Утром ей удалось раздобыть немного денег самым простым способом. Она отправилась по магазинам в сопровождении лакея и в какой-то момент небрежно бросила:

– Дайте-ка мне шиллинг.

А чуть позже, пока слуга дожидался ее в экипаже около главного входа в универмаг «Либертиз» на Риджент-стрит, Шарлотта вышла через боковую дверь и пробежалась по Оксфорд-стрит, где нашла женщину, продававшую газету суфражисток. Номер стоил пенни. Вернувшись затем в универмаг, она зашла в примерочную для дам и спрятала газету под своей одеждой. После чего снова села в карету.

Отобедав, она поднялась к себе в спальню и взялась за чтение. Так она узнала, что инцидент во дворце, происшедший во время ее представления при дворе, был не первым случаем, когда к горькой судьбе женщин Англии привлекали внимание короля и королевы. В декабре прошлого года три суфражистки в нарядных вечерних туалетах забаррикадировались в ложе оперного театра. В тот вечер давали премьеру «Жанны д’Арк» Раймонда Роуза в присутствии королевской четы и большого числа придворных. В конце первого акта одна из суфражисток поднялась и через рупор обратилась с речью к королю. Потребовались полчаса, чтобы выломать дверь и выгнать женщин из ложи. Но тут же в первом ряду балкона встали еще примерно сорок суфражисток, закидали зал кипами памфлетов и брошюр, а потом дружно направились к выходу.

И до, и после этого инцидента король отказался предоставить аудиенцию миссис Панкхерст. Настаивая на данном издревле всем гражданам праве подавать жалобы на свои беды монарху, суфражистки объявили, что их делегация маршем проследует к королевскому дворцу в сопровождении тысяч своих сторонниц.

И Шарлотта вдруг поняла, что марш назначен именно на сегодня и уже скоро должен начаться.

Она очень хотела присоединиться к нему.

«Что толку осознавать творящуюся несправедливость, если при этом ничего не предпринимать?» – сказала она себе. А отголоски речи миссис Панкхерст все еще звучали в ней: «Воодушевление, овладевшее нами, современными женщинами, невозможно задавить…»

Отца куда-то увез на автомобиле Притчард. Мама, по своему обыкновению, после обеда прилегла. Ее некому было остановить.

Она надела простенькое платье, самую безыскусную из всех своих шляп и невзрачный плащ. Потом тихо спустилась по лестнице и вышла из дома.

Максим бродил по парку так, чтобы все время видеть особняк Уолденов, и ломал голову над сложившейся ситуацией.

Ему каким-то образом необходимо выяснить, куда отправился граф на своей машине. Но как это сделать? Снова обратиться к Лидии? Он вполне мог рискнуть и проникнуть в дом незаметно для охранника из полиции, но вот сможет ли потом выбраться из него? Вдруг Лидия поднимет тревогу? Но даже если она отпустит его с миром, то едва ли сообщит секрет местонахождения князя Орлова, зная теперь, зачем Максим его разыскивает. Он чувствовал, что все еще способен соблазнить ее, но только где и когда?

На велосипеде проследить за машиной Уолдена не представлялось возможным. Не воспользоваться ли тогда автомобилем и ему самому? Нет. Конечно, угнать чужую машину он мог, но кто поведет ее? Сам Максим никогда в жизни не сидел за рулем. Была возможность быстро научиться, но шофер Уолдена, конечно же, заметит, если за ним будет следовать другая машина.

Еще один вариант – спрятаться в лимузине Уолдена… Для этого надо проникнуть в гараж, забраться в багажник и провести взаперти несколько часов, надеясь, что туда ничего не положат, прежде чем пуститься в путь. Слишком опасная игра без гарантии успеха.

Естественно, водителю известно все. Можно ли подкупить его? Напоить? Похитить? Максим перебирал в уме эти возможности, когда заметил, как из ворот дома вышла девушка.

Интересно, кто это? Скорее всего одна из служанок, потому что члены семьи ни разу на его памяти не покидали особняка пешком. Но вышла-то она через парадную дверь, а Максим знал, что прислуга никогда себе этого не позволит. Так это дочь Лидии! Ей должно быть известно, где прячется Орлов.

И Максим решил проследить за ней.

Она направилась в сторону Трафальгарской площади. Спрятав велосипед в кустах, Максим быстро догнал ее и присмотрелся внимательнее. Нет, служанки так не одеваются. Он вспомнил, что в ночь, когда им была предпринята первая попытка убить Орлова, в карете была девушка. Тогда он не разглядел ее, поскольку, увы, все его внимание отвлекла на себя – с катастрофическими для него последствиями – Лидия. И в дни наблюдения за домом в экипаже иногда мелькало девичье лицо. Это та самая девушка, понял Максим. Она выскользнула из дома тайком, пока отца не было, а мать, вероятно, отвлекли какие-то хлопоты.

Что-то в ней показалось ему смутно знакомым, когда он шел следом через площадь. Он был абсолютно уверен, что никогда прежде не видел ее вблизи, но тем не менее его посетило сильнейшее ощущение дежа-вю по мере того, как он следил за стройной фигуркой с прямой спиной и решительной быстрой походкой, шагавшей перед ним по лондонским тротуарам. По временам, стоило ей задержаться у перехода через улицу, Максим мог видеть в профиль ее лицо, и абрис подбородка или, быть может, выражение глаз задевали какие-то струны в его памяти. Кого она напоминала? Юную Лидию? Нисколько. Лидия запомнилась ему миниатюрной и хрупкой, с красивыми, но тонкими чертами лица. А у этой девушки лицо резче очерченное и волевое. Оно имело сходство с портретом работы итальянского художника, который он видел в одной из галерей Женевы. Фамилия живописца была Модильяни.

Он подобрался к ней еще ближе и спустя пару минут получил шанс полностью разглядеть. У него екнуло сердце, когда он понял: да она просто красавица!

Куда же направлялось прелестное юное создание? На свидание с молодым человеком? Купить нечто запретное? Или посетить место, не одобряемое родителями, вроде кино или мюзик-холла?

Теория любовного свидания представлялась наиболее вероятной, и она же была самой перспективной с точки зрения цели, которую преследовал Максим. Нужно будет разузнать все о возлюбленном и пригрозить девушке разоблачением, если она не расскажет, где искать князя Орлова. Само собой, она сделает это только по крайней необходимости – особенно если ей уже известно, что за Орловым охотится убийца. Но поставь такую романтичную девушку перед выбором: потерять любовь или подвергнуть опасности русского кузена, – и она наверняка выберет последнее.

Издали до Максима донесся какой-то шум. Девушка свернула за угол, он, естественно, тоже. И вдруг они оказались на улице, запруженной куда-то идущей толпой женщин. Многие из них надели эмблемы суфражисток в зеленых, белых и пурпурных тонах. Некоторые несли плакаты. Их были тысячи. Где-то даже играл оркестр, исполнявший бравурный марш.

Девушка влилась в поток и пошла вместе с демонстрацией.

«Чудесно!» – подумал Максим.

Вдоль улицы по обеим сторонам рядами выстроились полицейские, но они стояли лицом к толпе, и Максим, ничем не рискуя, мог двигаться вдоль тротуара за их спинами. Так он и шел параллельно колонне, держа девушку в поле зрения. Ему очень нужна была удача, и вот она улыбнулась. Дочь Уолдена – тайная суфражистка! То есть легко уязвима для того же шантажа, хотя наверняка найдется и более тонкий способ манипулировать ею.

«Так или иначе, – подумал Максим, – я получу от нее то, что мне необходимо».

Шарлотта испытывала небывалый восторг. Против ее ожиданий марш оказался отлично организован – женщины с повязками распорядительниц следили за стройностью рядов. Большинство участниц были хорошо одетыми и с виду вполне респектабельными дамами. Оркестр перешел на веселенький тустеп. В толпу затесались и несколько мужчин, которые несли огромный плакат с надписью: «Долой правительство, которое отказывает женщинам в праве голоса!» Шарлотта моментально избавилась от сомнений, что поступает опрометчиво и поддерживает чересчур радикальные взгляды. Сколько раз за последние двадцать четыре часа задавалась она вопросом: «Неужели мужчины правы, утверждая, что женщины слабы, глупы и невежественны?» Потому что сама иногда чувствовала себя слабой, глупенькой и действительно невежественной. Но теперь она думала иначе. «Если мы займемся своим образованием, то справимся с невежеством. Если начнем мыслить самостоятельно, никто не посмеет назвать нас глупыми. И если мы объединимся для совместной борьбы, то вместе станем сильны».

В этот момент оркестр грянул церковный гимн «Иерусалим», и женщины подхватили слова. Шарлотта с энтузиазмом влила в общий хор свой голос:

Не брошу я своей борьбы,Не опущу меч свой,Чтоб возвели ИерусалимМы в Англии родной.

«И пусть меня сейчас увидит кто угодно, – подумала она с вызовом. – Да хоть все герцогини Лондона!»

Демонстрация пересекла Трафальгарскую площадь и вышла в начало Мэлл. Внезапно кругом стало намного больше полицейских, пристально наблюдавших за женщинами. Кроме того, здесь по обе стороны улицы собралось изрядное число зевак – преимущественно мужского пола. Отовсюду неслись свист и оскорбительные выкрики. Шарлотта услышала, как один из них громко сказал: