Поверь. Я люблю тебя - Изабель Филльоза

на своих потребностях, своем чувстве долга. Их нейроны не связали их поступок с причиненной болью. Как и цель большинства насильственных мер – это бессознательное сдерживание эмоций, так и само насилие очень часто укрыто под колпаком бессознательного. В лучшем случае оно минимизируется. И родитель воздерживается от понимания, что мог чувствовать ребенок. Кроме того, когда родитель прибегает к насилию, он теряет контроль, он вне себя. И если он не сосредоточен на ребенке, то потом легко забывает все, что натворил. Тем более что случается и такое, о чем предпочтительнее забыть.

Когда Софи после нескольких недель психотерапии вернулась к отцу, тот без труда признал, что бил ее. Однако, признав, что бил, он не мог вспомнить обстоятельств. Он попросил рассказать ее побольше об этом. «Я бывала заперта в туалете, мне было страшно», – говорила Софи. «Да что же я такое делал?» – встревожился отец. Он не помнил, спрашивал о подробностях, действительно интересовался тем, что она испытала и какое влияние это оказывает на ее сегодняшнюю жизнь. «Ах вот что я натворил?» Он добавил: «Знай, что я никогда не собирался ни пугать тебя, ни причинять тебе боль». Очень опечаленный всем этим, он стал спрашивать у нее, как поправить дело. Эволюция отца была наглядной на глазах у Софи. Ее потрясло его превращение.

Родителю необходимо перестроить красивый образ самого себя. Если он допускал злоупотребления со своим ребенком, то потому, что был лишен здорового чувства вины, способности к эмпатии. Кроме как к самому себе и своим эмоциям. Память и эмоции очень тесно связаны. Если родитель не помнит – тут речь не о сознательной игре; вполне возможно, что он действительно не помнит. Он вспомнит, если осмелится научиться входить в контакт со своими аффектами. И тогда сможет расслышать обиду своего ребенка.

Когда момент настает, дверь в дискуссию часто открывают сами родители! Сколько моих пациентов ошеломленно смотрели на своих родителей, которые сами пришли к ним, когда те были готовы. Вот свидетельство Аньес:

«Занятие закончилось в 17–00. Я ушла с него с новым ощущением для себя: я больше не боялась отца. Дома была в 18–30. Еще через четверть часа к нам зашел отец. Невероятно. Он никогда не заходил вот так запросто, не предупредив. Еще ошеломительнее – он спросил, как я провела день. Он никогда не спрашивал меня о моей жизни. Я рассказала ему. Мы говорили обо мне. Он выслушал меня! Признал свое властолюбие, что бил меня, признался в чувстве эмпатии ко мне. Потрясающе. Это как будто я немного сошла с ума».

Бесполезно изо всех сил барабанить в закрытую дверь. Если вы встречаете отпор, лучше набраться терпения и времени для высвобождения эмоций, еще подавленных вами.

У вас есть право ошибаться, думая, что вы уже готовы, и на месте событий констатировать, что «не получается», и пусть поднимается чувство агрессии, пусть ваш родитель не слышит вас, пусть ему удается внушить вам чувство вины. Ничего страшного. Это была попытка. Немного позднее вы вернетесь к тому же, сперва выстроив вашу внутреннюю безопасность.

Помните, что в семье нет ничего окончательного, даже если вам, как Терезе, отец говорит: «Не хочу видеть тебя, ты мне больше не дочь, и нечего стучаться мне в дверь». Это лишь фраза, брошенная в состоянии шока, искушение злоупотребить родительской властью. Бессмысленно играть в ту же игру, принимая на себя роль жертвы! Первое время Тереза чувствовала себя отверженной. Она смирилась с тем, что больше не увидит своих родителей! Когда спустя еще пару недель я предложила ей сходить к отцу, она воспротивилась:

– Да ведь он же сказал мне, что видеть меня не хочет!

– А ты и послушалась?

Тереза осознала, что в глазах отца утратила статус взрослой. Она поддержала его игру.

– Эти слова только игра властью. Рассмотри человека, живущего под этим видимым панцирем. Это к нему ты должна обратиться. Не к добряку, агрессивному и обороняющемуся. Он твой отец, а ты его дочь. Что тебе мешает вернуться туда и повести себя так, будто ничего не произошло?

Для такого она еще слишком его боялась. Ее детские страхи еще жили в ней, она так привыкла подчиняться. Я предложила ей лечь, вытянуться и глубоко подышать, чтобы вновь обрести контакт со своим страхом. И она позволила прийти, а потом и выйти той эмоции, которую так долго хранила в себе. Освободившись от ужаса и ярости, после того как не бывала услышана, от своего гнева после того как ее затерроризировали, полежав на матрасе и отдохнув в моих объятиях, Тереза почувствовала себя сильнее. Она опять пошла к родителям. Те сперва были напряженными, замкнутыми, ждали, что же дальше. Но когда увидели, что Тереза раскованна, уверена в себе и менее всего на свете агрессивна или требовательна, общение сразу стало спокойнее. Конечно, в тот день они еще не разговаривали по душам, но мосты не были сожжены.

Ваши родители вам не начальники, не позволяйте им отдавать вам приказы, как было, когда вы были еще маленькими. Не давайте им управлять отношениями, особенно если это оборачивается несчастьем для всех. Работайте в направлении любви и примирения, используя все силы. Они реагируют резко? Это лишь тоска заброшенного ребенка. Смотрите на них с нежностью и уважением, а не со страхом и покорностью. Мы все – человеческие создания, борющиеся со страданиями на том корабле, что зовется землей. Внимательнее – ведь милосердие и сострадание, свидетельствующие о чувстве превосходства, влекут за собой насилие. Зато сочувствие и солидарность уменьшают напряжение. Чтобы добиться такого сочувствия, такого уважения, вам необходимо и достаточно вылечить душевные раны.

2. Освободиться от ненависти

Брижит никогда не работала со мной, но она отправила письмо матери. В ответ на мою просьбу рассказать об этом она написала:

«Я должна была написать такое письмо, поскольку мне очень трудно было ей это сказать, чтобы облегчить душу. Я написала ей и вручила после четырех бессонных ночей. Результат катастрофический!! У матери немедленно возникла реакция отторжения. Прочтя письмо, она назвала меня сумасшедшей, сказала, что я начиталась книг и стала бредить».

Я посмотрела это письмо: оно изобиловало осуждениями и обвинениями. Реакцию мамы можно понять. Брижит смогла – но другие, которые, как и она, отправили письма родителям, иногда написанные под контролем психотерапевта, испытали разочарование, даже шок после моих слов об их посланиях. Действительно – излить на бумагу свою ярость и боль освобождает, ослабляет напряжение и позволяет пройти некий этап: перестать идеализировать родителей и