Нерон. Безумие и реальность - Александр Бэтц

народе безупречную репутацию великого шоумена[636]. Замечательная идея претора Авла Фабриция Вейентона противодействовать инфляционным колебаниям с помощью собак в качестве упряжных животных для колесниц, о которой рассказывает Кассий Дион, никому по сердцу не пришлась[637].

Сила игр

При всем энтузиазме юного Нерона по отношению к ристаниям колесниц, к гладиаторским боям, munera, которые со времен Августа стали частью публичных игр[638] – наряду с гонками на колесницах и театральными представлениями, – он был равнодушен.

Первые достоверно известные munera от имени Нерона были устроены по случаю открытия деревянного амфитеатра в 57 году, после чего было организовано еще несколько подобных зрелищ до конца его правления[639]. Светоний сообщает, что в гладиаторских боях 57 года не были убиты даже преступники, которых на самом деле только для этого и вывели на арену[640]. Больше по этому поводу он ничего не говорит, но это, вероятно, означает, что Нерон помиловал всех проигравших бойцов. В принципе, организатор игр имел на это полное право, и зачастую помилование гладиатора, храбро сражавшегося за свою жизнь, совпадало с желанием зрителей. Однако нередко речь шла о чувстве справедливости, которое в то время больше соответствовало принципу возмездия. Зачем убийце жить? Если Нерон и щадил таких гладиаторов в 57 году, то явно не для того, чтобы завести себе новых друзей. Впрочем, Сенека, вероятно, видел в этом проявление clementia и humanitas, качеств, которыми должен обладать идеальный правитель.

Еще в 54 году при Нероне был принят закон, который освобождал квесторов, низших должностных лиц Рима, от существовавшей со времен Клавдия обязанности устраивать пышные munera перед вступлением в должность[641]. Этот закон вполне может служить еще одним доказательством того, что Нерон, в отличие от Клавдия, не испытывал особого удовольствия от организации кровавых боев[642]: приемный отец императора от души ликовал при виде того смертоубийства, которое творилось на арене. Любой, кто посещал игры Клавдия, знал: трупов будет много[643].

Однако отношение Нерона к гладиаторским боям не осталось таким же безразличным, как в первые годы. Со временем он расширил круг впечатлений публики, позволив сенаторам и всадникам выходить на арену и выступать в роли гладиаторов. Некоторые современники находили это возмутительным: аристократы, которых по прихоти императора убивали в амфитеатре на потеху публике? Более недостойного зрелища не придумаешь. С какого момента все это началось, не совсем ясно. Тацит пишет, что в 59 году Нерон предложил нескольким всадникам, оказавшимся в затруднительном финансовом положении, выйти на арену, чтобы его поправить[644].

Хотя в начале своего правления Нерон по-прежнему предпочитал подавать на аренах более традиционные «блюда», несмотря на свою молодость, он уже осознавал политический потенциал, заложенный в играх. В 57 году он запретил римским наместникам в провинциях проводить гладиаторские бои, травли животных и прочие зрелища. Тацит видит в этом шаге благую меру: римские должностные лица слишком часто пытались усыпить бдительность местного населения зрелищами, чтобы избежать наказания за злоупотребления и неправомерные действия провинциальной администрации[645]. Судебные процессы против коррумпированных наместников инициировались в самих провинциях, как правило, городскими общинами. Популярные зрелища затруднили бы подобные акции, поскольку население, скорее всего, встало бы на сторону организаторов. Решение Нерона запретить игры в провинциях принесло и другую выгоду – финансовую: магистрат, пытавшийся заявить о себе путем организации роскошных зрелищ, должен был сам за них заплатить. Выжимать деньги непосредственно из жителей провинции, которых только что развлекали, казалось очевидным делом с точки зрения моральных ориентиров местного руководства. Отныне эта лавочка была прикрыта.

Запрет на организацию игр не затронул местные элиты в провинциях. Им было разрешено и дальше развлекать своих соотечественников и, как это было на протяжении веков в Греции, вносить свой вклад в процветание городского сообщества, занимаясь благотворительностью в финансовой, строительной и культурной сферах. По крайней мере, эти современники не возражали против решения Нерона.

Миражи?

Личный интерес Нерона к зрелищам и аполитичному времяпрепровождению явно выходил за рамки того, что его предшественники считали разумным. Восторженный взгляд на мир массовых развлечений, который отличал его еще в подростковом возрасте, не изменился только потому, что он стал императором.

Обстановка во дворце в первые годы правления Нерона никак не противоречила этой тенденции. Государственные дела при Сенеке и Бурре пребывали в стабильном состоянии. Рим и империя находились в равновесии. В 56 и 57 годах сразу семь высокопоставленных римских должностных лиц, включая наместников, были обвинены в коррупции, и только двоих из них оправдали[646]. Провинции получили причитающееся им по праву в полном соответствии с заветами Августа. Сенат обладал куда бо́льшими полномочиями, чем при предшественниках Нерона, и очень по-республикански относился к некоторым спорным вопросам – например, как поступать с вольноотпущенниками, которые вели себя недостойно. Должны ли их бывшие хозяева, а ныне патроны, вновь их поработить?[647]

Политическая жизнь в Риме бурлила. Тацит, которому, честно говоря, трудно угодить, саркастически характеризует состояние государства на том этапе как imago, то есть видимость республиканского строя[648]. Тем не менее он также упоминает некоторые решения того периода, которые, если смотреть объективно, вряд ли могли вызвать недовольство граждан, скорее, наоборот.

Речь идет прежде всего о реорганизации управления государственной казной – aerarium. Со времен республики – и после временных изменений при Августе и возвращения прежних порядков при Клавдии – эрарий находился в руках квесторов, которые только начинали свою политическую карьеру. Уже в 56 году были выдвинуты обвинения против квестора, который, по словам предъявившего их плебейского трибуна, с излишней жестокостью организовал принудительную продажу имущества разорившихся римских граждан с торгов. Нерон воспользовался этим, чтобы перестроить всю систему целиком. Он возложил ответственность за эрарий на бывших преторов, высокопоставленных сенаторов, которые обладали бо́льшим опытом и могли гарантировать более сбалансированное управление эрарием, нежели молодые квесторы с чрезмерными амбициями[649]. Год спустя Нерон обеспечил эрарию финансовую помощь в размере 40 миллионов сестерциев из средств собственной казны, fiscus[650][651]. Возражений против этого не нашлось.

Когда в 58 году почтенный сенатор Марк Валерий Мессала Корвин уже не смог продекларировать минимальное состояние, необходимое для принадлежности к сенаторскому сословию[652], Нерон спас его от потери социального статуса. Он протянул Мессале Корвину руку помощи в виде ежегодного бонуса в размере 500 000 сестерциев[653]. На то было две причины. Первая – знатные предки Валерия: его прадед исполнял консулат вместе с Октавианом в 31 году до н. э., в тот самый год, когда судьба Рима решилась в морском сражении при Акции. После этого Валерий сохранял верность Октавиану, подавляя направленные против его власти выступления в Сирии и Галлии[654].