Нерон. Безумие и реальность - Александр Бэтц

уводили животных обратно в подземный мир. Все остались живы. Это было непривычно, и многие зрители в самое ближайшее время надеялись на настоящую venatio, травлю животных, когда кровь льется просто так. Однако император запланировал иную программу для открытия своего деревянного амфитеатра, и она продолжалась весь день.

На противоположной стороне арены, обращенной к императорскому балкону, открылись ворота. Несколько десятков гладиаторов вошли в овал и размеренным шагом приблизились к ложе Нерона, чтобы поприветствовать императора. Как стало известно в преддверии munus, гладиаторского боя, клинки скрестит смешанная группа. Знаменитые бойцы, мускулистые монстры, опытные и уже десятки раз вкушавшие пьянящий дурман победы в амфитеатре, стояли рядом с новичками, новобранцами, только что закончившими обучение в гладиаторской школе. Ни те ни другие не пришли сюда добровольно. Большинство из них были преступниками, которых римский суд приговорил ad ludos[610] – к рабскому существованию в качестве гладиатора, жизни на лезвии меча.

В первом бою участвовали ретиарий, вооруженный сетью, кинжалом и трезубцем, и секутор, который в качестве наступательного вооружения использовал короткий меч. В отличие от «бойца с сетью», у которого из защиты были только бронзовый наплечник и кожаный наруч, «преследователь» носил тяжелый прямоугольный щит и защитное снаряжение на правой руке и левой ноге, а также шлем с забралом, который полностью скрывал его макушку.

В этом поединке с совершенно неопределенным исходом встретились ловкость и пробивная сила. Едва защищенный ретиарий рисковал получить серьезные травмы от колющего и режущего оружия противника, если не будет осторожен и сократит дистанцию. С другой стороны, у него было преимущество в свободном поле зрения и большей маневренности. Знатоки на трибунах знали: чем дольше продлится бой, тем лучше для ретиария. Тот и в самом деле не допускал рукопашного боя. Снова и снова он парировал удары секутора своим трезубцем, но, в свою очередь, дерзко не нападал. На проворных ногах он передвигался по песку, вынуждая тяжело нагруженного противника расширить радиус перемещения. Вскоре секутор начал проявлять первые признаки усталости. Понимая всю серьезность ситуации, он продолжал наносить ретиарию яростные удары. Толпа неистово подбадривала обоих бойцов. В нужное время и в нужном месте храбрость и самоотверженность могли превратить в героя даже павшего раба. Затем все произошло очень быстро. Секутор попытался нанести удар по ногам ретиария, но споткнулся. Попытка предотвратить падение большим прямоугольным щитом не удалась. Сеть ретиария, утяжеленная по краям кусками свинца, уже была над ним, зацепившись за шлем и рукоять меча, – сильный рывок, и секутор рухнул на песок лицом вниз. Смертоносные наконечники трезубца коснулись его почек, но ретиарий остановился. Его поверженный противник поднял указательный палец левой руки, показывая, что сдается (рис. 9).

Взгляд ретиария обратился к императору, который должен был вынести смертный приговор. Что он решит? Как правило, повода для помилования осужденного в такой ситуации не было. Этот человек должен был умереть, поэтому он здесь. Его признали виновным в тяжком преступлении, связанном с убийством человека, или в государственной измене. А с damnatio ad gladium[611] ему даже повезло, ведь вместе с мечом появилась возможность снова взять судьбу в свои руки. Другие серьезные преступники с deportatio in metallum отправились на смертоносные свинцовые рудники в Испанию или в не так давно завоеванную Британию и через несколько дней были забыты. Нерон почти не колебался. Толпа яростно требовала оставить гладиатора в живых, но, казалось, он следовал принципу, установленному для себя самого: большой палец императора указывал, что этому человеку разрешено жить.

Все остальные потерпевшие поражение также были помилованы императором. При открытии деревянного амфитеатра не погибло ни одно существо, ни человек, ни зверь[612].

Рис. 9. Бронзовая фигурка секутора в типичном защитном снаряжении, с мечом и в шлеме с подвижным забралом. Нач. II в.

Musée départemental Arles antique © Rémi Bénali

Шоу начинается

В 57 году Нерон исполнял консулат во второй раз, как это было заблаговременно предусмотрено в пакете мер по его выдвижению в качестве наследника престола[613]. В этом году Нерон принял сразу две решительные меры, дабы повысить свой авторитет среди населения. Первая была классической и применялась уже повторно после его восшествия на престол два с половиной года назад: Нерон распорядился раздать римскому народу по 400 сестерциев на душу населения[614].

Однако открытие замечательного в архитектурном отношении амфитеатра на Марсовом поле, о котором выше в главе шла речь, еще сильнее растопило сердца plebs urbana по отношению к молодому императору[615]. Вопреки утверждениям некоторых античных авторов, аристократы тоже любили посещать игры (иначе зачем им специально отводить сидячие места?), но несколько тысяч сенаторов и всадников в цирках и амфитеатрах явно были в меньшинстве. Безусловно, подавляющее большинство зрителей столичных театров, амфитеатров и ипподромов, сотни тысяч человек, происходили из других, неаристократических слоев общества. Зрелища представляли собой пространство для общения и взаимодействия, где император и народ встречались друг с другом[616]. В своей простейшей форме встреча ограничивалась тем, что зрители воочию видели императора и императорскую семью в их ложе. Кальпурний Сицилийский описывает такой момент в Седьмой эклоге: сельский житель не может прийти в себя от изумления перед зрелищами в амфитеатре, но кульминацией его приобщения к городской жизни является беглый взгляд на императора Нерона[617]. В то, что он, по словам рассказчика, имел лучезарный облик одновременно Марса и Аполлона, верится с трудом. Текст представляет собой изысканный панегирик.

О налаживании отношений с плебсом заботился еще Август, при нем также были популярны гладиаторские бои, травли животных и гонки на колесницах. Подробный перечень зрелищ, представленный в «Деяниях божественного Августа», отчете первого принцепса, подчеркивает, что тема отнюдь не была тривиальной[618]. Доказательством тому служит факт, что Август приказал после своей смерти опубликовать Res gestae по всей империи, в том числе и с целью посмертно себя прославить. Не все преемники Августа в равной мере осознавали необходимость рассматривать плебс как опору императорской власти наряду с сенатом и армией. Например, Тиберий, согласно Светонию, не только не устраивал никаких зрелищ, но и уклонялся от участия во всех мероприятиях, предполагавших близость к народу[619]. Тиберий был не особенно популярным императором в том числе и по этой причине.

В целом, Нерон чувствовал себя гораздо более раскованным и меньше боялся контактов с народом. В начале своего правления он не упускал из виду и представителей римской городской элиты, когда дело касалось этого деликатного вопроса. Игры обычно устраивали они (если