Нерон. Безумие и реальность - Александр Бэтц

изменилась. Примерно с 56 года он регулярно погружался в ночную жизнь Рима, оставляя позади дворец и все условности, принятые, когда император появлялся на публике. Нерон смешался с народом: один из самых известных анекдотов о нем рассказывает о ночном буйстве молодого императора; этому отведено особое место не только у Тацита, но и у Светония, Кассия Диона и Плиния Старшего[599]. С агрессивной толпой бездельников из знати и вольноотпущенников Нерон ночами бродил по публичным домам и кабакам, возможно, в Субуре, возможно, в районе Circus Maximus, где также регулярно случались потасовки, пьянствовал и бесчинствовал, приставая к обычным гражданам: бросал их в канализацию, а иногда даже избивал до полусмерти. Император маскировался: парик, плащ и рабская одежда обеспечивали желаемую анонимность. Для сенатора Юлия Монтана императорский маскарад оказался фатальным, о чем, в частности, сообщает Тацит: в ходе одной из таких потасовок храбрый аристократ оказал серьезное сопротивление, совершенно не подозревая, с кем он столкнулся. Когда же выяснилось, что Монтан поднял руку на самого императора, ему не помогли даже самые унизительные извинения. Нерон вынудил его покончить жизнь самоубийством[600].

Нерон не единственный император, которому античная историография приписывает подобные выходки[601]. Первым был Калигула, который, как говорят, в юности, замаскировавшись, выходил ночью на римские улицы, движимый страстями и жестокостью, но тогда он еще не был императором[602]. Согласно Светонию, Отону, занявшему императорский трон на три месяца в период хаоса после смерти Нерона, в юные годы пообломали рога на улицах Рима[603]. Возможно, Нерон даже научился нескольким грязным трюкам у Отона, который был на пять лет старше императора, принадлежал к ближайшему кругу его друзей и, несомненно, сопровождал последнего в ночных вылазках[604]. Даже император Коммод, которого никто из древних авторов особо не уважал, регулярно пускался в ночные авантюры, посещал публичные дома и пил до упаду – по крайней мере, таково краткое изложение его любимых занятий, помещенное в «Истории Августов»[605].

Истории о «плохих» императорах, в молодости не знавших меры и терроризировавших Город, которым впоследствии они должны были управлять, следует интерпретировать как клише. Ночные вылазки Нерона в глазах историков и биографов, вышедших из рядов аристократии, нарушали границы дозволенного тем, что на краткий миг соединяли две разделенные по понятным причинам сферы – императорский двор и улицу[606]. С этой точки зрения было не так уж и сложно приписать императору-мародеру уже после его смерти всевозможные неприятные эпизоды и подробно поведать о ночных бесчинствах, независимо от того, происходили они на самом деле или нет.

Однако истории об издевательствах и избиениях банд, организованных молодыми повесами из благородных семей, безусловно, не чистый вымысел. Комедиограф Плавт прекрасно знал об этом явлении в конце III века до н. э., как и Ливий во времена Августа[607]. Примерно 100 лет спустя Ювенал в своих сатирах описывает, как выглядела встреча с такой бандой в глазах жертвы: оставалось надеяться лишь на то, что удастся вернуться домой хотя бы с несколькими целыми зубами[608].

В 56 году Нерону было 18 лет, он беззаботен и окружен множеством людей, ожидавших, что близость к нему даст плоды, и никогда ему не прекословивших: льстецами, придворными, а также друзьями, такими как Отон или Сенецион, сын императорского вольноотпущенника, поколение которых отличалось от поколения серых кардиналов Сенеки и Бурра. Влияние последних на императора значительно ослабло. Сверстники пользовались бо́льшим авторитетом и вместе с императором уходили в ночь сеять хаос. Однако, по словам поэта «золотого века» Горация, от безбородого юноши вряд ли стоило ожидать иного: iuvenis как таковой был слаб перед соблазнами, глух к увещеваниям, неразумен, расточителен и вспыльчив[609]. Таким образом, Нерон был всего лишь среднестатистическим или, выражаясь точнее, нормальным молодым человеком.

Примерно на втором году своего правления Нерон начал осознавать и исследовать возможности, которые ему давала власть, чему способствовало также растущее отдаление от матери. Императорский титул казался ему подарком, который он не хотел отдавать. Границ будто бы не существовало вовсе. Взору Нерона представали прежде всего те вещи, которые были ему приятны.

Очень личные интересы

Гонки на колесницах и ораторское искусство (57–59 гг.)

Апрель 57 года

Зайцы-беляки явно нервничали, потому что деревянный амфитеатр Нерона на Марсовом поле произвел фурор. На создание этого чудо-сооружения потребовался всего год. Поддерживаемые массивными балками из лиственницы ряды сидений словно поднимались к небу. Отсюда даже Капитолийский холм казался величиной с горошину. Покрытая золотой краской колоннада завершала самый дальний край овальной конструкции. Синие паруса, усыпанные звездами, защищали зрителей от солнца и дождя. Парапеты, украшенные цветной мозаикой, разделяли их по статусу и значению. Крепкие рабы выступали в роли провожатых, пресекая на корню любые споры о местах. Создавалось впечатление, что зрители тоже были частью постановки с фиксированными ролями. Сенаторы заняли первые ряды. Центральная часть предназначалась для всадников, а самые верхние и дальние места занимали простые люди – и женщины. Девятнадцатилетний император наблюдал за зрелищем из своей ложи, где под охраной нескольких германцев он расположился вместе со своей семьей, советниками и прихлебателями.

Ни одна ступенька не пустовала: весь Рим собрался сегодня, чтобы посмотреть на открытие театра. Здесь, наверху, никому не грозила опасность. Лев, крокодил, гладиатор – все, что двигалось на арене, там и оставалось. Сети из крепких канатов с золотыми нитями, прикрепленные к слоновьим бивням, блестели на солнце, разграничивая жизнь на трибунах и смерть в пыли. Мраморная ограда отделяла подиум, на котором располагался императорский балкон. Архитекторы установили перила с подвижными колесиками из слоновой кости, по которым должны скользить лапы даже самых прыгучих зверей.

Для зрителей устроили выставку животных, и зайцы-беляки, пойманные в заснеженных Альпах, невольно приняли в ней участие. Все, что обитало в пустынях и лесах, в горах, долинах и ручьях империи, принадлежало принцепсу. Поэтому хорошо организованные и щедро оплачиваемые сообщества ловцов в провинциях приложили особые усилия, чтобы доставить экзотические экземпляры для сегодняшнего случая: бородавочники из района истоков Нила и медведи со светлым, почти белым мехом из Фракии передвигались на фоне деревьев и скал. Огромный лось из лесов Северного Причерноморья также стоял на песке. На нескольких почти невидимых платформах могучие зубры, туры и зебу одновременно поднимались из катакомб к свету и шуму, дабы засвидетельствовать разнообразие дикой природы империи. Чрево театра извергало все новых и новых животных. С одобрительным ревом требовательная толпа приветствовала появление огромного бегемота, который, фыркая, поднялся из большого бассейна с водой. Вместе с несколькими тюленями, которые плавали в другом бассейне, он представлял водную среду обитания.

Постепенно рабы