Нерон. Безумие и реальность - Александр Бэтц

другое – вывод о том, что Британник, возможно, еще не привык к жизни без императорского пурпура и просто ждал возможности заявить о своих правах на трон. Кадровая политика Агриппины, хотя и изолировала его, фактов не изменила. Британник все еще был сыном Клавдия, к тому же Divi filius, как и Нерон. А с приближающимся совершеннолетием преимущество Нерона в связанной с этим способности править исчерпает себя. С нужными контактами – кто знает, что может произойти с Британником?

Клавдия Акта

Тот факт, что Нерон был обязан восшествием на престол исключительно своей матери, является одним из немногих аспектов его биографии, с которым античные и современные историки полностью согласны. Рельеф из Афродизиаса, на котором Агриппина без всяких сомнений предстает как императрица, монеты 54 года, где мать и сын-император изображены лицом к лицу, а также описания античных авторов удивительно хорошо дополняют археологические, нумизматические и литературные свидетельства. От внимания Нерона также не ускользнула решающая роль матери, которая слишком уж рьяно добивалась его восшествия на престол. Когда в начале своего правления он утверждал пароль для преторианцев, то выбрал наиболее подходящий: optima mater, «лучшая матерь»[547].

При этом целью всегда оставался вовсе не путь, а само восшествие на престол. Развитие собственной личности и возможность выработать разумную самооценку отошли на второй план. Нерон не сформировался как личность, когда стал императором – как и любой другой 16-летний юноша на его месте, достигший наивысшего положения в таком возрасте лишь благодаря амбициям своей матери.

Агриппина даже выбрала жену для подрастающего сына, но с тех пор Октавия и Нерон питали друг к другу глубокую неприязнь[548]. Одним богам было известно, когда же родится потомок мужского пола, который укрепит династию и хотя бы формально оправдает этот брачный союз. Брак распадался, Нерон и Октавия даже не жили вместе. Более того, сохранилось крайне мало аутентичных свидетельств о том, что Нерон и Октавия появлялись вместе на публике.

Что обо всем этом думал Нерон, остается загадкой. Но вскоре между матерью и сыном возникли серьезные разногласия. Накопившееся от материнской опеки раздражение вылилось в любовную связь Нерона с вольноотпущенницей Клавдией Актой, уроженкой Малой Азии[549]. То, что со стороны воспринимается как попытка подростка вырваться из-под опеки матери, подростка, который до этого момента лишь покорно следовал воле деспотичной родительницы, произвело на Агриппину совершенно иное впечатление. Для нее это была пощечина, насмешка над всеми ее усилиями. Блестящий аристократ, гордость родов Юлиев и Клавдиев, кровный родственник Августа, сын бога, римский император и, между прочим, ее сын – развлекается, состоя в немыслимых отношениях с liberta! Но Нерон серьезно относился к Акте: Светоний сообщает, что император убедил нескольких консуляров[550] засвидетельствовать царское происхождение девушки[551]. В кулуарах уже шли разговоры о скорой свадьбе. Тот факт, что в жизни Нерона впервые появилась женщина – Октавия не в счет, – изменил ситуацию. Нерон ясно дал понять, что императору больше не нужна наседка, – времена optima mater прошли.

Изображение Агриппины навсегда исчезло с монет. Ее ближайшее доверенное лицо и самый надежный закулисный манипулятор, вольноотпущенник Паллант, был изгнан из дворца. Ему разрешили сохранить огромное состояние, и вдобавок Нерон обеспечил ему неприкосновенность. Дело ведь было не в нем, а в Агриппине. Тацит подробно рассказывает, как изменилось отношение императора к матери с конца 54 года. В форме внутреннего монолога он описывает душевное состояние Агриппины, изображает императрицу-мать колеблющейся – то непримиримой, то склонной пойти на компромисс – и при этом рассуждает, насколько далеко она смогла бы зайти как дочь Германика, популярная в среде преторианцев, в своем противодействии воле Нерона и его советников Сенеки и Бурра, которых она считала худородными выскочками[552]. Образ властолюбивой фурии доведен здесь до крайности. На этом этапе размолвки между матерью и сыном Тацит впервые выдвигает сомнительное обвинение (которое с тех пор укрепилось и обрело популярность, но, скорее всего, совершенно необоснованно) в том, что Агриппина предложила себя сыну в сексуальном плане, дабы не потерять на него влияния[553].

При дворе Сенека теперь обошел Агриппину[554]. Философ, который был многим обязан Агриппине, без колебаний перешел на сторону Нерона и прямо одобрил его интимную связь с Актой. То, что Нерон спал с вольноотпущенницей, не мешало никому, кроме Агриппины; мало кому хотелось выслушивать жалобы сенаторов на то, что Нерон приглашал во дворец их жен[555]. Кроме того, с точки зрения Сенеки и Бурра, всем уже порядком надоело огромное влияние Агриппины на судьбы империи.

В конце концов Агриппина пригрозила, что если она лишится благосклонности Нерона, то обратится к Британнику и, как когда-то своему сыну, обеспечит ему поддержку, тем более что Британник скоро достигнет совершеннолетия и станет законным наследником трона[556]. Это сработало.

Британник умирает

Чуть позже, в феврале 55 года, в императорском дворце состоялся очередной судьбоносный ужин – второй за несколько месяцев. В то время как Нерон вместе с Агриппиной, Октавией и их ближайшим окружением весело проводил вечер на удобных обеденных ложах, Британник и несколько его юных спутников ели за отдельным столом чуть в стороне[557]. Пировать лежа и оживленно беседовать дозволялось только взрослым. Поэтому небольшая группа несовершеннолетних мальчиков из знати чинно сидела на стульях за столом, накрытым куда менее роскошно, чем у императора и его гостей. Одним из юношей за столом Британника был его близкий друг Тит, позднее ставший императором[558].

После того как несколькими неделями ранее Нерон приказал отравить Британника, но потерпел неудачу, очередной шанс упускать было нельзя. В задних комнатах дворца печально известная и проверенная отравительница Локуста (к ее услугам, как говорят, прибегали, когда готовилось убийство Клавдия) приготовила сильный яд, эффективность которого проверили на козле и поросенке[559]. В подробном рассказе о февральском ужине Тацит описывает, как присутствовавшего на нем прегустатора коварно провели, чтобы тот подал яд Британнику[560]. Сначала сводному брату Нерона принесли очень горячий напиток, не содержащий яда, который и опробовал praegustator. Как и следовало ожидать, Британник приказал разбавить слишком горячий напиток холодной водой, но, разумеется, прегустатор не стал проверять его еще раз. В холодную воду сыну Клавдия добавили яд, и он умер на месте. Уверениям Нерона, будто у корчащегося в предсмертной агонии Британника случился эпилептический припадок, причем якобы не в первый и уж точно не в последний раз, не поверили даже в древности.

Отравление во время еды и только со второй попытки? Очередное появление известной мастерицы по части изготовления ядов по имени Локуста? Два последних Клавдия, Британник и его отец, в