Нерон. Безумие и реальность - Александр Бэтц

один обвиняемый якобы пытался способствовать восшествию на престол Британника, а другой был виновен в заговоре[519]. Аристократ Плавтий Латеран, которого Клавдий чуть не казнил за прелюбодеяние с Мессалиной после ее падения, но затем просто исключил из сената за заслуги его дяди (который завоевал для Клавдия Британию), был возвращен Нероном обратно в сенат[520].

Подобное поведение свидетельствовало о clementia, милосердии правителя, которое уже во времена Цезаря стало рекомендацией и предназначалось для поддержания добрых отношений между правителем и подданными посредством помилования, снисхождения и оправдания в суде[521].

Все эти демонстрации не особо волновали жителей Рима, и вскоре на улицах и в лавках города больше не обсуждали, как Нерон в laudatio funebris почтил память своего приемного отца Клавдия. Денежный подарок, donativum, по случаю восшествия на престол в размере 400 сестерциев, выплаченный каждому гражданину в 54 году, поднял всем настроение и тут же вернул в настоящее[522]. Нерон напомнил согражданам об этом подарке как выражении такой добродетели правителя, как liberalitas, щедрость, примерно 10 лет спустя на монете, которая была выпущена в обращение в то время, когда он начал более отчетливо ощущать оппозицию в Риме также со стороны городского плебса[523].

Проблемы на Востоке

Под руководством Сенеки, Бурра и Агриппины Нерон, ко всеобщему удовлетворению, справился и с первым серьезным внешнеполитическим вызовом. Парфянский царь Вологез усилил давление на Армению, которая, будучи союзным Риму царством, как буфер, должна была сдерживать натиск парфян и других варваров на римские провинции в Малой Азии и Сирии. Вопреки желанию римлян, парфянин в лице Трдата, младшего брата Вологеза, уже около двух лет восседал на армянском троне[524]. Парфяне, конечно, не упустили из виду того, что в Риме императорский пурпур надел 16-летний юноша. Так что, возможно, стоило рискнуть вступить в конфронтацию и проверить на прочность границы, которые намеревался установить для них августейший юнец. Нерон отреагировал на это обширными военными приготовлениями и перебросил войска к армянской границе, а также предоставил царские титулы нескольким местным династам[525]. Мотивированных таким образом людей в случае необходимости можно было отправить в поход против парфян в качестве вспомогательной силы.

Действия Нерона впечатлили весь Рим. Несколько услужливых сенаторов выступили вперед и предложили даровать молодому императору триумф, устроить благодарственные пиры и поставить статую в храме Марса-Мстителя на форуме Августа, которая ни в коем случае не должна была быть меньше статуи самого бога войны – как будто Нерон только что лично, словно новый Александр, покорил Восток до самого океана[526].

Однако настоящее облегчение, как пишет Тацит, наступило тогда, когда Нерон отправил на Восток опытного полководца Гнея Домиция Корбулона[527]. Корбулон, впечатлявший не только своей физической формой, проявил себя как командующий армией в Нижней Германии еще в середине 40-х годов и теперь двигался от Рейна к Евфрату[528]. Хорошее настроение в сенате основывалось на позитивной оценке способностей Корбулона и в большей степени на доказательствах того, что Нерон, по-видимому, раздавал важные поручения, учитывая заслуги. А успехов, по логике аристократов, достигали только равные им, а не вольноотпущенники или прочие льстецы и приспособленцы, как это было в недавнем прошлом.

В 55 году Корбулон прибыл на Восток, где быстро убедил парфян вывести свои войска из Армении, выдать заложников и заключить перемирие. Римская угроза ненадолго подействовала, но не разрешила конфликт. Корбулону пришлось оставаться на Востоке в общей сложности 12 лет.

Достопочтенный император во втором ряду

Контроль за действиями Нерона со стороны его советников обеспечил период спокойствия и стабильности во всей империи. Тацит признает, что император выполнил изначально данные обещания, и сенаторы смогли самостоятельно принять многие решения без вмешательства со стороны[529]. Такого не было уже несколько десятков лет.

Литераторы того времени восхваляли молодого императора. Поэт Тит Кальпурний Сицилийский выразил свое ликование в связи с наступлением нового принципата в трех написанных одна за другой эклогах[530], в которых прославляется молодой и энергичный Нерон и отмечается начало эпохи внешнего и внутреннего мира, счастья и процветания (рис. 8)[531]. Примером для Тита Кальпурния явно послужил Вергилий, который где-то за 100 лет до него написал очень похожие стихи. В центре Четвертой эклоги Вергилия – рождение богоподобного ребенка, который приведет человечество в золотой век[532]. Вероятно, имелся в виду Октавиан, но из-за мессианского содержания текст подходил и для ошибочной interpretatio christiana, христианской интерпретации, которая в поздней Античности уже была довольно популярна. Эклоги Кальпурния Сицилийского, хотя и не были забыты, имели более скромную аудиторию, чем у великого Вергилия. В рецепции Нерона, как известно, преобладали другие образы, – о золотом веке, который начался с восшествия Нерона на престол, вскоре уже никто не хотел ничего знать.

Рис. 8. Портрет Нерона, датируемый периодом после его прихода к власти (тип портрета II). Император представлен в образе энергичного молодого человека, что соответствует условностям изображений императоров из дома Юлиев-Клавдиев. После 54 г.

commons.wikimedia.org/wiki/File:0981_-_Nerone_-_Museo_Archeologico,_Ca gliari_-_Photo_by_Giovanni_Dall%27Orto,_November_11_2016.jpg/Giovanni Dall’Orto; CCBY-SA, Zugriff September 2022 (Museo Archeologico Nazionale di Cagliari)

Кальпурний Сицилийский был не единственным поэтом эпохи, нашедшим для Нерона теплые слова, по крайней мере, на раннем этапе правления принцепса. Около 900 лет в пергаментном кодексе X века в библиотеке монастыря Айнзидельн в Швейцарии пылились два долгое время неизвестных буколических стихотворения эпохи Нерона, которые передают настроение, схожее с настроением Кальпурния Сицилийского. Carmina Einsidlensia, обнаруженные и впервые изданные в 1869 году, до сих пор вызывают множество вопросов[533]. Принадлежат ли они перу одного поэта или нескольких? Какой части не хватает из общего объема? Иногда два сохранившихся стихотворения интерпретируются как иронические и, следовательно, в конечном счете критические тексты. В любом случае идея золотого века при Нероне была им знакома[534]. Сын, говорится там, дивился мечу, который висел на стене в доме отца как реликвия пережитого сурового времени[535].

Содержание этих текстов заслуживает внимания. Неудивительно, что Нерон имеет значительное преимущество перед своим предшественником Клавдием. Но если верить Кальпурнию Сицилийскому и Carmina Einsidlensia, Нерон между строк обходит и Августа. Наследие гражданской войны и приход к власти с окровавленным мечом в руках? Только не в случае с Нероном: по всей империи царит мир. Содержание же панегириков связано со вторым выступлением Нерона в сенате. Здесь молодой император сравнил себя с Августом и намекнул на его «темное» прошлое.

Историческая значимость такого панегирика, однако, ограничена. Даже сегодня у самого жестокого деспота найдется литератор, который будет петь ему дифирамбы по какой бы то ни было причине. Но Кальпурний Сицилийский все же написал свои эклоги вскоре после восшествия Нерона на престол. Они говорят о