Три сестры - Фёдор Вадимович Летуновский

давно – мы с Надей плавали там, глядя на такие же корабли. Теперь же на одном из них стою я, фотографируя мыс с висящими на его склоне ласточкиными гнёздами – белыми домами дорогого отеля. Это был последний вид Самуи – вскоре корабль оставил его позади, и остров словно скрылся за занавесом: складки пейзажа, распрямляясь, надвинулись на него и поглотили – он стал совершенно неразличим за другими, малыми островами, слившись в цельную фактуру с синим маревом воздуха.

Теперь мы начали продвижение вдоль материка. Его горы причудливо изгибались плавными и остроконечными формами, и я не первый раз поймал себя на мысли, что в них заключено нечто тревожное. Здесь хорошо снимать кино про космический корабль, совершивший вынужденную аварийную посадку на необитаемую, на первый взгляд, планету, таящую в себе скрытую угрозу.

Плыть было совсем не жарко, всю дорогу меня обдувал ветер и я так и простоял весь путь на корме, снимая эти завораживающие, сменяющие друг друга пейзажи. Потом мы миновали парочку небольших островов, и в финальной части нашего плавания вода залива поменяла свой цвет, из прекрасно-морской тёмно-синей став прибрежной мутно-зелёной, а над кормой принялись кружить стаи чаек – мы приближались к порту в Сураттани.

На пирсе я пересел в автобус, где в салоне, чуть дальше и слева через проход от меня сидела миловидная девушка со странными татуировками, набитыми синими чернилами, как у российских зеков. Я назвал эти тату «тюремный детский сад», потому что выполнены они были в такой девичьей стилистике, как обычно рисуют школьницы у себя в тетрадях, когда им скучно на уроке. Я смог разглядеть кошечку, месяц и принцессу в короне с коктейльным бокалом в руках. Ещё она носила короткие шорты, а свои достаточно крупные ноги ставила на перила перед собой. И на правой её ноге, между шортами и коленом, было написано прописью целое стихотворение, но я видел его кверху ногами, да и в нормальном виде вряд ли смог прочитать. Но всегда, когда в автобусе горел свет, мой взгляд натыкался на эту её ногу с набитым на ней длинным стихотворением.

В Бангкок нас привезли не в пять утра, как это планировалось, а в половину четвёртого – самой глубокой ночью и высадили у какого-то странного забора, где дежурило несколько тук-тукеров и таксистов. На лицах многих людей я заметил выражение полной растерянности, а парень с дредами, который показался мне бывалым, в ответ на вопрос в какую сторону мне идти на Каосан, смог выдавить из себя только: «I don't know».

Однако, найдя свой рюкзак в куче других вещей, я спросил дорогу у тук-тукеров и они, в отличие от наших таксистов, не стали уверять меня, что «это очень далеко, дороги я не найду, да и вообще здесь опасно», а просто указали мне направление.

В отличие от климата островов, даже ночью тут было достаточно душно. Очень скоро я вышел к магазину 7/11, где сидели за уставленными пивом столами компании местных ребят полубандитского вида, однако никакой агрессии от них не исходило. Я купил йогурт, сэндвич и бутылку воды, уточнил направление у стоящих у жаровни тёток и через несколько минут вышел к площади, откуда попал на противоположную часть нужной мне улицы.

В это время суток, называемого «часом Быка» людей тут было даже как-то слишком много, но вели они себя очень спокойно – просто куда-то шли, в основном, по двое, и никто из них не шатался и не орал, выкрикивая песни или ругательства.

Минут через пятнадцать я перешёл дорогу и попал в самую тихую часть Soi Rambuttri, прошёлся по гестхаусам и с третьей попытки нашёл себе нормальную комнату с вай-фаем на всё время до моего вечернего отъезда. К пяти утра я уже успел принять душ, переодеться и посмотреть в интернете, как дойти пешком до храма Золотой Горы, ведь если мне повезло прибыть сюда раньше назначенного времени, да ещё и выспаться по дороге, то не стоит пренебрегать встречей рассвета. Поэтому, положив в рюкзак фотоаппарат, я быстро покинул своё жилище.

В шестом часу утра здесь стояла ещё совершенно ночная тьма, но по улицам уже ходили босиком монахи из близлежащего храма, и я увидел как одна женщина, опустив свёрток с едой в чашу для подношений у одного из них, встала на колени, сложив на груди руки для принятия благословления.

Снимая полную Луну на фоне старинных крыш, я не мог теперь избавиться от странного ощущения, что прошлой ночью она явила для меня ложный образ, чтобы скрыть свой настоящий. Не зная, как теперь жить с этим дальше я действительно решил, по совету Нади, просто забыть об этом.

На Каосан уже не играла музыка, но часть баров оставалась открыта, здесь ещё бродили в поисках приключений страдающие бессонницей романтики-одиночки, за одного из них меня даже принял стоящий у дверей магазина 7/11 таксист и между нами состоялся следующий диалог:

– Давай я отвезу тебя к леди? Будешь делать «бум-бум».

– Нет, спасибо, не надо.

– А к ледибоям?

– Не стоит, благодарю вас.

– Может, ты ещё чего-нибудь хочешь?

– Нет, я ничего не хочу.

– Ну, тогда давай я тебя просто кругами по городу покатаю…

Не став посвящать этого водителя в свои планы, я вышел на широкий проспект.

Ориентиром мне послужили издалека заметные четыре крыла Монумента Демократии, а когда я миновал их и увидел реку, уже начало светать – времени до восхода оставалось не более получаса, поэтому передвигался я достаточно быстрым «городским шагом», отчего редкие утренние прохожие смотрели на меня с некоторым удивлением. Благодаря отсутствию машин я без труда пересёк два моста через каналы и очутился среди деревьев у подножия стоящего на искусственном холме Ват Сакета – круглого белого храма, увенчанного золотой ступой.

Для посетителей он открывался в половину восьмого утра, а в шесть часов здесь не было ни души, даже монахов – возможно, они ещё ходили по городу, собирая пожертвования. Прочитав на входе о стоимости билета в двадцать бат, я бросил в ящичек у кассы две монеты, а немного поплутав, обнаружил среди пышной зелени и цветов одну из двух лестниц, опоясывающих храм по стене.

Не смотря на духоту бангкокской ночи, в саду царила предрассветная прохлада, исходящая от старых каменных стен с таинственными нишами. Некоторые из них пустовали, в других же спали укрытые тьмою статуи, а откуда-то сверху доносилось журчанье воды. Это было по-настоящему уютное и душевное место, не смотря на то, что когда-то