Три сестры - Фёдор Вадимович Летуновский

храм использовался в качестве крематория и во время последней эпидемии чумы в начале XIX века в нём сожгли большое количество заражённых тел.

Нижняя часть лестницы проходила через заросли с такими же деревьями, как и во владениях Нади – со свисающими с них жгутами или воздушными корнями. Здесь, кстати, тоже имелся свой водопад и хотя это являлось лишь совпадением, теперь все места, где я оказался за последние пару дней, представлялись мне не случайными этапами на пути домой.

Поднявшись над вершинами сада и стараясь пока не смотреть по сторонам, я поспешил навстречу рассвету, к золотой ступе, а у закрытой внутренней части храма повстречал занятых уборкой монахов, приветствовал их и попал на смотровую площадку.

Готовый к пробуждению город тянулся до самого горизонта, становясь значительно выше к своим окраинам, застроенными белыми небоскрёбами. Пришедший из туристического района, то есть с запада, я встал в противоположную сторону, обратившись лицом к востоку.

Отсюда был виден весь центр с храмовым комплексом прямо подо мной и многочисленными жилыми кварталами – одни из них выглядели весьма аккуратно и современно, а другие казались высеченными из потемневшего бетона, грязного от времени и многомесячных проливных дождей. Да, своим хаосом Бангкок чем-то напоминал мой родной город, а может даже визуально казался и пострашнее, но я знал, что внутренне он гораздо более душевней и даже добрей ко мне, замечая это по улыбкам незнакомых людей на улицах. Мне захотелось покурить, но, в отличие от тайцев, я не позволял себе делать этого на территории храма, просто расслабился, наблюдая, как прямо над головой, поймав первый утренний луч, золотой шпиль ступы наливается медно-красным сиянием.

В узкой щели между двумя далёкими небоскрёбами показался фрагмент, похожий на огненную планету и сходство с ней увеличилось, когда светило вырвалось из западни. На него ещё можно было смотреть не отводя глаз, но чем выше оно поднималось, тем более разгоралось, начиная выглядеть как-то угрожающе, а луна, что ещё так недавно сияла жёлтым холодным огнём, стремительно угасала, не в силах вынести этого соперничества.

Свет разгладил скомканный город, сразу сделав его объёмным, стекая в каменные низины, проникая в душные и сырые дворы, отражаясь от стёкол богатых кварталов, играя на воде каналов и падая на подушки к разметавшимся во сне детям.

И тогда я сбежал по ступенькам на этаж ниже, раскачал висящее на цепях нечто вроде деревянного орудия с обмотанным материей наконечником и ударил им в огромный бронзовый гонг. Его вибрация глухо отозвалась у меня в районе солнечного сплетения, разбудив нечто затаившееся внутри, и я опять увидел исходящие от чёрно-золотого гонга пронизывающие мир прозрачные струны причинно-следственных связей.

Ощутив неожиданный порыв, я прошёлся вдоль стен, потревожив и разбудив каждый из висящих там многочисленных колоколов. Играл на них, совершенно по-детски удивляясь тому, как вибрация порождает бесцветные но почему-то хорошо различаемые мной нити – они лучами расходились от храма по всему городу, меня это завораживало, но и немного пугало.

Вскоре, поймав на себе удивлённые взгляды монахов – не знаю, видели ли они тоже самое, или моё поведение просто показалось им странным, я двинулся к лестницам, а они о чём-то возбуждённо перешёптывались, глядя мне вслед.

Спустившись вниз, я попрощался с храмом, а оказавшись на мосту, достал из рюкзака воду и после первых нескольких глотков перестал видеть нити.

Конечно, меня немного беспокоил этот полученный во время затмения побочный эффект от восприятия мира, но я не строил иллюзий, что он останется со мной навсегда. Мне вполне достаточно груза воспоминаний своего самого необычного путешествия, зная, что далеко отсюда, под глубоким северным небом сейчас зарождается новая весна, а за ней лето, которое я проведу, заново учась радоваться миру и воздвигая свой собственный храм. И меня не пугало потратить ещё много времени на его постройку, ведь в сорок лет жизнь не заканчивается, как я думал раньше, а только становится ещё более интересной.

Гуляя в компании со своей длинной утренней тенью, я наблюдал за пробуждением огромного города – занятие затягивающее и увлекательное, а пройдя в обратном направлении, сам не заметил, как очутился на пристани главной городской реки Чао Пайя, по которой уже курсировали баржи, паромы и речные трамваи. Один из них, совсем маленький, остановился в ожидании пассажиров, на нём играла музыка, а пятилетний сын речного водителя, которого папа в выходной день взял с собой на работу, выбежал на пирс и принялся танцевать, кружась и расставив в стороны руки.

В одиннадцать утра я вернулся в гестхаус, за какие-то небольшие деньги заказал микроавтобус в аэропорт на девять вечера и сразу же уснул в своём одноместном номере на нормальном, не дерматиновом матрасе и мягкой подушке.

Проснувшись в четыре часа дня, я включил нэтбук и обнаружил в скайпе Надю. Мы достаточно давно друг друга туда добавили, но она всегда была недоступна, и только сейчас рядом с её именем появился зелёный кружок.

Заметив, что я зашёл в интернет, она поинтересовалась, как я добрался, после чего написала: «Ты на улице Рамбуттри? Очень хорошо. Там есть такой бар, где напитки разливают из кабины грузовика или автобуса, будь там в восемь вечера. Это важно».

Я ответил, что знаю это место, после чего она сразу вышла из скайпа.

Умывшись, я вышел на улицу, поужинал рисом с курицей, купил подарки для мамы, а себе – складной светильник для дачи в японском стиле. Закат я встретил на большом мосту над пристанью, снимая городские виды, и с этой точки Бангкок показался мне как-то даже слишком похожим на Москву.

В наступившей темноте я зашёл в гест, подготовил рюкзак для дальнейшей дороги и отправился в последний раз выпить коктейлей в этом приветливом и жарком городе. Я прошёлся по Каосан Роад, но с последнего моего приезда успел произойти военный переворот и по распоряжению генералов из нового правительства там убрали практически все макашницы и нелегальные уличные бары. Теперь тут стало как-то более пустынно и скучновато – понятно, что они хотели как лучше, пытаясь сделать этот перевалочный пункт для путешественников со всего мира более чистым и менее разнузданным, но тем самым только лишили улицу части её колорита.

В результате, сделав круг, я опять вернулся в свою дальнюю часть Rambuttri, где и находилась та самая коктейльная распивочная, на которую указала мне Надя. Каждый вечер на одно и тоже место туда приезжает машина с высоким кузовом, которая и становится барной стойкой. Из неё выгружают пластиковые стулья