Свет земной любви. История жизни Матери Марии – Елизаветы Кузьминой-Караваевой - Елена Обоймина

Сказано ясно и замечательно.

Но истинное назначение организации было обобщено ее создательницей несколько лет спустя в сборнике «Православное дело». Вот начало великолепной вступительной статьи матери Марии:

Наше «Православное дело» существует более трех лет, и именно как организация практической христианской работы. Но только сейчас оно решилось выступить с теоретическим обоснованием своего дела. Конечно, кормить голодных, давать кров бесприютным и больным можно без всякого обоснования, и это христианская азбука, которую никто не оспаривает. Но если сделать ударение на этой, так называемой, работе социальной, то «Православное дело» было приведено к необходимости своего богословского самоопределения. Три года понадобилось для того, чтобы его самосознание созрело и чтобы оно яснее увидело предназначенное ему хотя бы скромное историческое место в жизни и предании Церкви.

Как часто бывает, внутреннему созреванию содействовали внешние нападки на наше «Дело». Это были нападки противников и работа по созданию атмосферы недоверия и подозрения против нас. Мы были вынуждены утверждать наше православие и приводить доказательства нашего правильного пути. Не случайно, конечно, что «Православное дело» родилось в годы тяжкого кризиса, и экономического, и социального, и политического. Все это особенно больно ударило по беззащитной русской эмиграции. Не случайно и то, что первый «Сборник "Православного дела"» появляется в этот страшный год, когда решается судьба мира, и именно христианского мира.

Мир наш вступил в полосу катастроф, которые кажутся нам апокалиптическими. Мы не знаем еще, каков их смысл. Означают ли они СУД БОЖИЙ над старым миром, разрушение его тысячелетней культуры, или в муках крови нашего поколения рождается новое общество и новая жизнь?! Христиане не имеют права в этих обстоятельствах спасаться от бури в укромных местах. Церковь призвана быть Одигитрией, Водительницей человеческого рода, заблудшего народа… Она одна может дать ответ на все вопросы, которыми больно человечество. Церковь одна может указать путь и остановить всеобщую войну и благословить на создание НОВОГО ГРАДА. Если не она, то кто же?

В дни православных праздников на улице Лурмель собиралось столько прихожан, что просторный двор не всегда мог вместить всех желающих отстоять службу, послушать приходящий, очень хороший хор Поторжинского.

Несколько лет в Лурмельской Покровской церкви служил архимандрит Киприан Керн – строгий, традиционного направления иеромонах, который совершенно не разделял взглядов матери Марии на монашество. Митрополит Евлогий выписал его из Сербии в надежде, что этот «строгий инок» своим примером и назиданием внушит ей «правильное понимание монашеского пути».

Эссеист и литературный критик Владимир Вейдле свидетельствовал:

Как хорош он был в церкви, когда служил, как хорош он был вообще – высок, строен, красив, всем своим существом благообразен. Глубокое это греческо-русское слово, не отделяющее добра от красоты, точно создано было для него; вся боль его о мире и о людях могла бы высказаться повторением того, что говорит старец Макар Иванович в «Подростке» Достоевского: «благообразия не имеют». И не было в этом у него никакой… позы. Не одеянием это было. В этом был он сам, его вера, его любовь.

Как много порой зависит от одного-единственного человека – его такта, терпения, умения ладить с людьми… Его доброжелательного отношения к окружающим, в конце концов! Всего этого, к сожалению, и не хватало православному священнику.

Особенно тягостными оказывались ежедневные трапезы. Отец Киприан молча спускался в столовую, молча ел и так же безмолвно удалялся. Тем самым он выражал свое негодование по поводу того, что и в постные дни монашествующим, как всем остальным, подавалась скоромная пища.

Три года гость. И вот уже три года

Хлеб режем мы от одного куска.

Глядим на те же дали небосвода.

Меж этажами лестница узка.

Над потолком моим шаги уже три года,

Три года в доме веет немота.

Не может быть решенья и исхода,

Одно решенье – ветер, пустота.

Какой-то паутиной, пылью, ложью

Покрыло все, на всем тоски печать.

И думаю с отчаяньем и дрожью,

Что будем долго ни о чем молчать.

Чье это дело? Кто над нами шутит?

Иль искушает ненавистью Бог?

Бежать бы из дому от этой мутной жути,

И не могу я с места сдвинуть ног.

Это стихотворение, написанное матерью Марией в 1939-м, ею не публиковалось…

Три года, что отец Киприан пробыл в качестве постоянного священника на улице Лурмель, явились тяжелым испытанием для них обоих, и особенно для матери Марии. Наконец по ее настоятельной просьбе отца Киприана перевели в другое место – в Православный богословский институт, где он был преподавателем литургики и пастырского богословия. Постепенно осложнились и ее отношения с помощницами, доселе разделявшими ее идеи, – матерью Евдокией и матерью Бландиной, с которыми также пришлось расстаться. «Стайка снялась и, покинув основательницу, осела на ферме под Меленом, где положила основание самостоятельной маленькой общине», – рассказывала Т. Манухина. «Я боялась матери Марии, а ее я раздражала», – вспоминала мать Евдокия впоследствии. Со временем становилось все более очевидным, что она стремится к сосредоточенной монастырской жизни, которой ее лишила революция (монастырь в Крыму, где она приняла постриг, был закрыт в 1929 году).

К осени 1938 года митрополиту Евлогию удалось устроить этих монахинь в новоучрежденной обители. Священником же в Лурмельской церкви стал один из друзей матушки – Димитрий Клепинин. Полное единодушие с ним очень помогало матери Марии в ее деятельности.

Матушка основала в Париже еще несколько домов того же типа, что и на улице Лурмель, и санаторий для туберкулезных: под Парижем в Нуазиле-Гран мать Мария и ее помощники приобрели усадьбу для выздоровления таких больных. На открытии санатория присутствовал и митрополит Евлогий.

Димитрий Клепинин

Санаторию будет суждено пережить все другие помещения, но уже в качестве дома для престарелых. В этом заведении проведет свои последние дни русский поэт Константин Бальмонт. Там же будет доживать свой век одинокий Даниил Ермолаевич Скобцов. В Нуазиле-Гран предстоит покинуть этот мир и престарелой Софье Борисовне Пиленко…

Матерью Марией и ее помощниками были открыты и новые общежития: на улице Франсуа Жерар в 16-м округе – дом, предназначенный для семейных неимущих; на авеню Феликс Фор – дом для мужчин. Можно представить, насколько это оказалось важным и необходимым для людей, и не только потому, что бездомные получили хоть какой-то кров. Ведь в 30-х годах прошлого века французское правительство обращало все большее внимание на права и нужды эмигрантов, особенно в здравоохранении. Те из них, кому посчастливилось обрести постоянное место жительства (не имело значения, о снятой или собственной площади шла речь), могли по закону получить бесплатный уход в больнице. Так миссионерская деятельность матери Марии оказалась тесно связанной с французскими структурами социальной помощи населению.