Свет земной любви. История жизни Матери Марии – Елизаветы Кузьминой-Караваевой - Елена Обоймина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Димитрий Клепинин
Санаторию будет суждено пережить все другие помещения, но уже в качестве дома для престарелых. В этом заведении проведет свои последние дни русский поэт Константин Бальмонт. Там же будет доживать свой век одинокий Даниил Ермолаевич Скобцов. В Нуазиле-Гран предстоит покинуть этот мир и престарелой Софье Борисовне Пиленко…
Матерью Марией и ее помощниками были открыты и новые общежития: на улице Франсуа Жерар в 16-м округе – дом, предназначенный для семейных неимущих; на авеню Феликс Фор – дом для мужчин. Можно представить, насколько это оказалось важным и необходимым для людей, и не только потому, что бездомные получили хоть какой-то кров. Ведь в 30-х годах прошлого века французское правительство обращало все большее внимание на права и нужды эмигрантов, особенно в здравоохранении. Те из них, кому посчастливилось обрести постоянное место жительства (не имело значения, о снятой или собственной площади шла речь), могли по закону получить бесплатный уход в больнице. Так миссионерская деятельность матери Марии оказалась тесно связанной с французскими структурами социальной помощи населению.
Позднее на улице Лурмель открыли дешевую столовую и «очаг для женщин». Столовая посещалась в основном безработными, часть обедов выдавалась бесплатно, доходило до ста двадцати обедов в день, и по самым низким ценам.
Однажды совсем молодой тогда отец Борис (Старк) не без удивления спросил мать Марию:
– Почему вы в вашей столовке кормите не бесплатно, а берете один франк?
В обычной столовой мало-мальски приличный обед стоил в те времена франков восемь. Матушка ответила:
– Я кормлю за франк, и все довольны: какая мать Мария молодчина, что так выкручивается. Если же я стала бы давать даром, каждый сказал бы: даром кормить невозможно; значит, кто-то дает деньги и, возможно, часть остается в ее кармане. А если я вижу, что человеку и франк не по силам, я ему его дам. Но все же он будет относиться к этому обеду более уважительно.
Она хорошо понимала, что говорила, так как сама вела всю бухгалтерию. Одной из обязанностей, которую мать Мария взяла на себя добровольно и выполняла ежедневно, было посещение базаров. Едва наступало утро, матушка брала большую тележку и отправлялась на Центральный парижский рынок (знаменитое «чрево Парижа», известное по роману Эмиля Золя). Ее здесь хорошо знали и всегда узнавали. Многие торговцы-французы оставляли для русской монахини часть продуктов: овощи, картошку, иногда немного мяса.
– Сюда, матушка! – кричали они. – Русская матушка, бери!
И мать Мария, наполнив тележку провизией, отправлялась домой. В столовой общежития частенько сама готовила обед. Не гнушалась и самолично обслуживать посетителей своей бесплатной столовой – как заправский официант, засучив рукава своей рясы, проворно сновала между столиками, разнося еду посетителям…
Однажды ее знакомая Т. Манухина застала матушку «у раскаленной плиты, в пару, в чаду, над огромным котлом с кипящими щами», простоволосой, растрепанной, босой.
– Как вы только выдерживаете эту геенну огненную? – изумилась гостья.
– Уж скоро полгода, как я из кухни не выхожу, – сказала та. – С кухаркой пошли недоразумения, я и решила: возьмусь за дело сама. Вот на всю братию и стряпаю…
В этой бедно одетой монахине трудно было узнать дворянку, которой в молодости никогда не приходилось ходить за покупками или стоять у плиты.
О ней часто злословили ее соотечественницы, полагая себя настоящими светскими дамами:
– Мать Мария – да какая же она монахиня? Доклады читает, дебаты, любит политику… Ни устава монашеского не блюдет, ни уклада. Неблагообразна, неблагочинна – один соблазн! Сидит нога на ногу, а то и на диване с ногами. Жарко – она апостольник на затылок. Нет-нет, уж ты либо монахиня, либо снимай клобук и рясу…Такого рода отзывы сопровождали матушку в течение всего ее монашества. «Горе вам, когда все люди будут говорить о вас хорошо», – приводит Т. Манухина библейскую истину. И добавляет: «…вот это «горе» матери Марии не коснулось, все хорошо о ней не говорили».
Похоже, что матушку мало задевало это злословие. По-прежнему ее целью было накормить голодных, обогреть бездомных.
– Я веду хозяйство по принципу самоокупаемости, а когда не хватает, приклянчиваю у общественных организаций, – объясняла она интересующимся.Вот что писалось уже в 1937 году в «Вестнике РСХД»:
...Цель женского общежития (на ул. Лурмель) – дать возможность малоимущим людям за минимальную плату иметь полный пансион. В общежитии сейчас живет 25 человек, из которых часть оплачивает свое существование, часть не имеет возможности внести даже половинную сумму. Кроме того, в общежитии постоянно живет 7–8 человек персонала. При этом общежитии уже три года существует дешевая столовая, в которой выдается от 100 до 200 обедов в день… Стоимость обеда (суп и второе мясное) этой осенью была поднята с 1 с пол. до 2 франков. Столовая посещается главным образом получающими пособие безработными. Среди столующихся удалось наладить культурно-просветительскую работу, в которой активное участие принимают сами посетители столовой.
Что касается «культурно-просветительской работы», то недаром митрополит Евлогий писал о матери Марии:
...Необычайная энергия, свободолюбивая широта взглядов, дар инициативы и властность – характерные черты ее натуры. Ни левых политических симпатий, ни демагогической склонности влиять на людей она в монашестве не изжила.
Это несколько резковатое высказывание лишь подчеркивает то влияние, которое матушка имела на людей, и ни «левые политические симпатии», ни «демагогическая склонность», если они и имелись, не заслоняли в ней главного: безраздельного стремления к бескорыстной помощи.
Сегодня порой приходится слышать, что мать Мария была максималисткой и по натуре, и по убеждениям. Наверное, можно сказать и так. Она действительно полагала, что в эту страшную для человечества эпоху, когда люди захлебываются в страданиях, просто преступление отгораживаться от них даже ради собственного спасения.
Когда людям было некуда идти и некому их защитить – матушка устремлялась им на помощь. Русская монахиня приобретала все большую популярность среди простых людей. Когда в Париж приезжал очередной безработный, то сразу же слышал на вокзальной площади русскую речь. Соотечественники-водители говорили ему:
– Делать нечего, придется тебя к матери Марии везти. Есть у нас такая, она тебя как-нибудь определит…
В своем желании помочь нуждающимся мать Мария не останавливалась даже перед тем, чтобы выдавать фиктивные справки о работе в основанных ею домах: подобное свидетельство давало людям реальную возможность действительно устроиться на работу. Правда, через несколько лет парижская администрация заподозрила неладное и выявила фиктивность многих справок, выданных ею. Но уважение к русской монахине и ее деятельности оказалось настолько велико, что этому делу не дали дальнейшего хода.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});