Странные вещи - Эли Браун

и бок. Боль затихала, уступая место слабой пульсации. Девочка не пострадала, но если Кобальт и говорил что-то о ее матери, она этого не услышала.

– Я пропустила главное, – прошептала она. – И никогда не узнаю.

На верхнюю ступеньку забралась Сюзанна и ткнулась носом в ногу Клевер, как умаявшийся щенок. Клевер спела несколько тактов ее колыбельной, и Кукла заползла в мешок.

Шляпа пузырилась и пыхтела, как котел с мерзким рагу. Клевер старалась не смотреть в ее сторону и не заглядывать внутрь. Над краем варева заклубился, шипя, багровый туман. Клевер понимала, что подойти к нему за маминым секретом было бы сущим безумием. Шляпа была нечистой, опасной и пагубной диковиной. Она исковеркала душу Кобальта, так пропитала тайнами его тело, что он перестал быть человеком, а потом сожрала, как голодный пес глотает сосиску.

Клевер знала – перед ней само зло.

Стоя поодаль, она наблюдала, как Шляпа переваривает Кобальта. Постыдные воспоминания и жалкие мысли, которые жертвы надеялись унести с собой в могилу, теперь наполняли таверну мерцающими призраками и неприятными запахами. В последний момент, когда ей показалось, что Шляпа поглотила всю массу и смолкла, последний секретик выкарабкался, перебрался через край и взлетел в воздух, жужжа, как овод. Клевер попыталась поймать его, но тот стремглав вылетел за дверь, бормоча что-то о затонувшем корабле.

Наконец Шляпа утихла, замерла и снова стала похожа на обычную старую шляпу, потерянную пьяницей. Сохранилась ли в ней история, которая была так нужна Клевер? Девочка пнула шляпу. Та казалась пустой, но Клевер знала, что внутрь лучше не заглядывать. Но она не могла оставить ее здесь без присмотра, позволив дожидаться следующей несчастной жертвы. Она подумала, не сжечь ли ее в кухонной печи, но побоялась освободить и выпустить в город еще больше призрачных голосов.

Стоявшие на улице люди уже вызвали шерифа.

– Колдовство и смертоубийство! – кричали они.

Клевер сунула руку в саквояж отца и потрогала прохладные тяжелые инструменты: скатанные кожаные чехольчики со скальпелями и ланцетами, стеклянные флаконы. Все было на месте. Она повесила свой дорожный мешок на одно плечо, а саквояж – на другое. Шляпа в них не могла бы поместиться. Клевер поняла, что выбирать ей не приходится.

Содрогнувшись от неприязни, она надела Шляпу на голову и осторожно спустилась по разрушенной лестнице.

Волнение снаружи росло и распространялось, словно пережитые Клевер ужас и паника перекинулись на других людей. Шляпа то и дело сползала ей на глаза. Клевер и не догадывалась, что из-под тульи (куда она не осмеливалась заглянуть) выбрался еще один секрет – бледно-розового цвета. Этот секрет весил куда больше, чем другие, он нес в себе тайны целой нации и изо всех сил сопротивлялся притяжению Шляпы. Он выбрался, цепляясь мощными челюстями за бархатную подкладку. Десятилетиями он ждал теплого, ничего не подозревающего хозяина и дождался. В тот момент, когда Клевер спустилась с лестницы, этот похожий на длинную сороконожку секрет развернулся и скрылся в ее волосах. Ахнув, Клевер сбила Шляпу с головы, но секрет уже проник ей в правое ухо. И в тот же миг Клевер стало известно, как на самом деле началась Луизианская война.

* * *

От французских посланников сильно пахло плесенью и дегтем их корабельных кают. Посланник Дюран – высокий, с длинным лошадиным лицом – держался с достоинством, несмотря на белое пятно, оставленное на его жилете чайкой. Посланник Вертолет был невысок и кутался в дорожное шерстяное пальто, украдкой вытирая нос рукавом. Эти люди, мечтающие о ванне, сне и хорошей трапезе, чувствовали себя неловко в мраморном зале, украшенном гобеленами. Чашки они держали двумя руками, чтобы согреться.

Джеральд Ли Оберн, секретарь президента, развалившись на шелковой кушетке перед визитерами, серебряными щипцами колол орехи пекан.

– …Сначала Франция уступила Испании территории на западе, – монотонно ворчал он, – а теперь испанские гранды заполучили и Новый Орлеан в обмен на лакомые для французов титулы. Королевская семья раздирает наш континент жирными пальцами, использует как разменную монету. Всех кормят наши меха, табак, серебро. Всех, кроме нас.

Дюран отрыл бумажник и вынул письмо с красной печатью Наполеона Бонапарта.

– К счастью, скоро все разочарования останутся позади, секретарь Оберн, – и он передал послание Оберну. – Это следует незамедлительно доставить вашему президенту Куперу. Здесь изложены окончательные условия покупки Нового Орлеана, включая… – посланник широко улыбнулся перед тем, как сообщить хорошую новость, – …все территории Луизианы. Запад, наконец, станет вашим.

Оберн склонился над пустеющей вазочкой с пеканами, выбирая орех. Не такой реакции ожидал от него посланник.

Вертолет прочистил горло.

– Вы слышите? Ваш Конгресс может купить столь дорогой вам Запад! За один день территория вашей страны удвоится. Вы сможете проехать от Атлантики до испанской Калифорнии, оставаясь в границах Объединенных Штатов!

На Оберна это не произвело впечатления.

– Я родился в такой бедной семье, что на Рождество мы вместо праздника белили могильные столбы за домом. – Оберн сделал паузу, чтобы выковырять застрявший в зубах кусочек пекана. – Семерых моих братьев и сестер зарыли в землю, как кукурузные початки. Потом от взрыва на заводе погибли отец и старший брат. Но я пережил и лихорадку, и голод, и долговую яму – и теперь сам владею тем самым оружейным заводом и еще пятью.

– У вас есть все основания гордиться. – Вертолет потер губы, как будто они онемели. – Вы образец американского предпринимателя.

– Это скромное поместье, – Оберн широким жестом обвел люстру и мраморную статую Афродиты в углу, – заработано на продаже хорошего оружия. Надежных ружей.

– Похвально, сэр, но при чем здесь…

– Я не родился богатым, – сказал Оберн, – я вырвал богатство из зубов безжалостного мира. Трудолюбивый человек видит спрос и удовлетворяет его. А богатый человек этот спрос создает. Скажу прямо, ваш император в отчаянном положении.

Дюран закашлялся и покраснел.

– Не думаете ли вы, что мы будем молча слушать, как вы бесчестите…

Щелк! Треск расколотого ореха заставил посланников вздрогнуть.

– Наполеону Бонапарту нужны деньги, чтобы финансировать свои войны в Европе, и нужны они ему прямо сейчас, – продолжил секретарь Оберн. – Он, фигурально выражаясь, не может дождаться, пока подрастет табак. Его намерению построить дворец в Эспаньоле помешало восстание рабов. Вот он и решил продать свои колонии в Новом Свете, чтобы сохранить свой трон во Франции. Британцы контролируют моря. Он сейчас не в том положении, чтобы торговаться.

Вертолет прижал руки к груди.

– Не могу с вами согласиться.

– Слушайте, друзья, – Оберн засмеялся. – Лучше объясните мне, как это вы, французы, так быстро заселили Луизиану?

– Наши переговоры с индейцами…

– Я говорю не об этих грязеедах, с которыми вы торгуетесь за бусы, – Оберн с грохотом положил щипцы, – я веду речь о самих поселенцах. Их очень много! Наши трудолюбивые первопроходцы ютятся в землянках, а ваши строят трехэтажные виллы из европейского дуба. А теперь скажите мне,