Кому же верить? Правда и ложь о захоронении Царской Семьи - Андрей Кириллович Голицын

оригинале. – А.Г.) со стула и оставался ещё живым. Впритруть (в упор) начали ему стрелять в голову и грудь, наконец, и он свалился со стула»[20]. А когда закончилась стрельба и трупы стали выносить, оказалось, что не все были мёртвы. Ермаков принялся штыком докалывать Великих княжон. «Это был самый ужасный момент их смерти, – вспоминал Стрекотин. – Они долго не умирали, стонали, передёргивались. В особенности тяжело умирала та особа – дама (горничная Демидова). Ермаков ей всю грудь исколол. Удары штыком он делал так сильно, что штык каждый раз глубоко втыкался в пол».

В Меморандуме Зарубежной комиссии, который ещё в 1993 году был направлен в адрес Ярова, в одном из пунктов говорилось: «Ряд иностранных исследователей, работавших над теми же вопросами, что и Комиссия, сообщили нам, что им известно о материалах, которые указывают на то, что конец жизни Императорской Семьи в доме Ипатьева был страшнее, мучительнее и ужаснее, нежели было доселе известно. Более того, те же документы свидетельствуют о том, что их тела были после смерти подвержены бесчеловечному глумлению». Картина, нарисованная в Меморандуме, документального подтверждения не получила, но «откровения» Родзинского и Стрекотина наводят на грустные мысли. Их «летописное» повествование заметно отличается в сторону жестокости от всех прочих свидетелей из большевистского окружения.

То, что я услышал в Останкине, произвело на меня гнетущее впечатление. Поразило, с каким цинизмом, спокойно, иногда даже как-то отвратительно подхихикивая, старый человек, ему тогда уже было под семьдесят, рассказывал об убийстве невинных детей, о том, как «фрельну», мечущуюся по комнате, добивали прикладом и как глумились над трупами уже в лесу, словно речь шла о чём-то достойном уважения. Хотя в те глухие советские годы наследники Железного Феликса были в почёте, правда, надо сказать, что и ныне в анналах «отечественной» истории многие из участников этой кровавой драмы сохранили свои «добрые» имена.

В Радиокомитет Родзинского отправил А.Н. Яковлев, предварительно в течение несколько дней допросив его в своём цековском кабинете. Яковлеву верить тоже никак до конца нельзя. Ведь допрашивал бывшего чекиста не «прораб перестройки», который писал мемуары, а второе лицо в самом что ни на есть идеологическом отделе ЦК КПСС. То, что сохранила магнитофонная запись, с одной стороны, не вписывается в официальную версию, а с другой – создаёт довольно противоречивую картину того, как и где всё происходило. Можно предположить, что Родзинский в ЦК был более откровенен, чем потом в Радиокомитете, куда он явился уже «отредактированный» Яковлевым, оттого его рассказ столь путаный. На эту мысль наводит то, что в своих воспоминаниях Яковлев только упоминает о беседе с Родзинским, но из его рассказа не приводит ни одного даже ничтожного факта, ранее неизвестного. Зато очень подробно пересказывает весь текст, сочинённый Покровским, вставляя в канву этого текста имя своего собеседника, будто бы обо всём этом он услышал от Родзинского. Яковлев пишет: «О том, почему вблизи деревни Коптяки колчаковцам не удалось найти ни одного трупа членов царской фамилии, рассказал мне 15 мая 1964 года Родзинский. Когда руководителям Уральского совета утром 17 июля стало известно, где и как захоронен Николай и его семья, они пришли к выводу, что место это ненадёжное и может быть обнаружено. Поэтому Юровскому и Родзинскому было дано задание укрыть трупы в другом месте». И далее: «По дороге грузовик застрял в топкой трясине. Тогда решили захоронить царскую семью прямо в этом топком месте на Коптяковской дороге. Вырыли в торфе большие ямы, часть трупов, облив керосином, сожгли. Затем останки сложили в яму, присыпали землёй и заложили шпалами.

Несколько раз проехали, следов ямы не осталось». Последнее предложение дословно переписано из «Записки Юровского».

Аркадий Мамонтов пригласил меня не только для того, чтобы я послушал откровения Родзинского. Он в это время вёл собственное расследование Екатеринбургской трагедии и занимался поиском неизвестных документов и таковых же свидетельств, считая, что не все архивы открыли свои тайные хранилища. Более того, он уверял, что в Президентском архиве есть фонд (он даже называл его шифр), в котором хранятся какие-то секретные документы, имеющие прямое отношение к Государю, но к которому допуска нет. В этом фонде, как кто-то ему говорил, должны быть фотографии или негативы, сделанные в подвале Ипатьевского дома и на руднике, которые удостоверяли, что вся Семья была умерщвлена и что эти «вещественные доказательства» были Юровским представлены на его докладе в Москве, в качестве подтверждения того, что никто из екатеринбургских узников не остался в живых. О существовании этих фотографий, как говорил Мамонтов, он узнал от старой большевички (если не ошибаюсь, он называл фамилию Заславской), которая ему поведала, что сама их видела у Свердлова. А уже в нынешнее время в интервью «Русскому журналу», вспоминая поиски тех лет, Мамонтов высказался довольно безнадёжно: «Многие данные до сих пор не рассекречены, несмотря на то что прошло столько лет. Видимо, кому-то очень нужно, чтобы мы не узнали всей правды. Есть такие папки, которые хранятся в спецархивах под грифом “Совершенно секретно”, и многие документы, связанные с расстрелом царской семьи, спрятаны в серых папках, содержимое которых мы узнаем ещё не скоро».

В адрес Правительственной комиссии Мамонтов высказывался очень нелицеприятно, утверждая, что выводы, которыми она завершила свой многолетний «труд», являются недостоверными. Его интересовало моё мнение, как бывшего члена Комиссии. Я довольно подробно изложил своё отношение к так называемой «Записке Юровского», поделился сомнением по поводу достоверности всех вообще поисков и находок Рябова и компании, сказал, что совершенно не доверяю Соловьёву и что документ, который он представил в Комиссию как результат завершённого им расследования уголовного дела, на самом деле является лишь компиляцией известных материалов без всякого анализа и прокурорского осмысливания. Аркадий Мамонтов с Соловьёвым встречался и беседовал, и тоже со своей стороны подтвердил, что тот «не искренен», и высказал уверенность, что он выполняет предписанную ему роль, то есть утверждает ту «правду», которую он должен утверждать по своему служебному положению. Размышляя на эту тему, он также предположил, что те силы, которые категорически отстаивают версию подлинности екатеринбургских останков, стремятся как можно скорее предать их земле, ибо уже потом будет очень сложно возвращаться к этой теме, даже если будут обнаружены какие-то новые обстоятельства. Уповал он только на Православную Церковь, веря в её нравственную и духовную силу. Наш диалог записывался на плёнку. Материал Мамонтов готовил к выпуску в эфир не позднее 15 июля, то есть в канун «торжественной» акции в Петропавловском соборе. Я этой передачи не видел.

Часть II

В Поисках истины?

Правительственная комиссия решает судьбу екатеринбургских «останков»

О том, что обнаруженные под Екатеринбургом