Выживший во тьме - Владимир Анатольевич Вольный

напоминало развалины средневекового замка. Хотя я прекрасно знал, что ни в городе, ни далеко за его пределами ничего похожего просто быть не может – не те у нас места. Так исторически сложилось, что все памятники подобной архитектуры находились в основном в северных районах страны. Это не мог быть какой-нибудь монастырь – руины сильно отличались от старых построек.

Я приблизился настолько, что смог разглядеть развалины отчетливо… Нет, это не было похоже ни на замок, ни на культовое сооружение. Хмурая пелена дождя и взвеси, с которой приходилось мириться, чуть прояснилась – и передо мною грозно и молчаливо встали глыбы разрушенного бетона и кирпича. Практически все было повалено или накренилось, хотя толщина некоторых стен достигала полутора метров! Даже такая мощь не смогла вынести удар всесокрушающей стихии…

Я осторожно вошел в пролом. Крыша здания, уткнувшись одним концом в землю, наполовину треснула и обрушилась. Часть повисла на стальных прутьях арматуры, другая – на накренившихся стенах. Она простояла так довольно долго, выдержала новые неоднократные толчки, но кто знает: может, последний запас прочности, что неведомый конструктор вложил в нее когда-то, именно с моим появлением закончится – и обломки рухнут на голову? Я не хотел рисковать…

Подцепив палкой мешавшуюся на дороге проволоку, попробовал оттащить ее в сторону… и замер, обратив внимание на то, что вначале ускользнуло: это была не просто проволока, а цепкая, скрученная кольцами спираль, усеянная множеством острых резцов. Я прикоснулся к ней – несмотря на время и воду, непрестанно поливавшую эту землю, проволока даже не поржавела… У меня мелькнула мысль, что неплохо было бы притащить моток к себе в подвал на случай появления незваных гостей. Хотя какие еще гости? Вспомнив о своем полном одиночестве, я вздохнул и, потеряв всякий интерес к колючей находке, двинулся дальше. Чуть погодя увидел, что проволока, зарываясь в землю и выныривая вновь, огибает развалины здания по всему кольцу. Мне стало интересно, что могло находиться в нем, коль его так явно старались оградить от посещения излишне любопытных субъектов вроде меня. Впрочем, когда это здание стояло незыблемо как мир, я вряд ли стал бы рисковать, чтобы узнать, для чего оно предназначено… Переступив через сталь и несколько особо опасных участков (над головой висели такие плиты, что упади хоть одна – и от меня не осталось бы даже пятна!), я проник вглубь развалин.

Похоже, постройки глубоко уходили под землю. Все, что находилось выше уровня земли, было разрушено. А над землей, по всей вероятности, возвышалось как минимум пять-шесть этажей; рухнув, верхняя часть здания прочно замуровала то, что находилось в его недрах. И все же проход внутрь нашелся. Через вентиляционное отверстие – его почему-то не придавило, и, если постараться, можно было протиснуться.

Я поискал глазами предметы, подходившие для горения, – не лезть же туда без света. Нужен факел… Мне страстно хотелось узнать, что там может быть. Я надеялся, что обнаружу если не припасы – после склада нужда в них отпала, – то оружие. Мне никто не угрожал, но как будет в будущем? Предчувствие, что многое в дальнейшем придется решать не словами, а кровью, заставляло подумать об этом…

А потом, когда через узкое отверстие я проник в придавленные подвалы и увидел то, от чего на некоторое время впал в ступор… зло, тоскливо рассмеялся. Я ненавидел деньги. Их не хватало практически всегда. Из-за них я был вынужден подолгу уезжать из дома, чтобы обеспечить семью хоть в какой-то мере. И из-за них я оказался в самый ответственный момент так далеко от нее и теперь не имел ни малейшего понятия, что с ними произошло!

Пол был усеян рассыпавшимися мешками, из которых выглядывали стопки перевязанных между собой пачек: купюры различных видов и достоинства, разных стран и времени – более чем востребованные в недавнем прошлом, сейчас они годились разве что на растопку.

Во мне появился какой-то бес разрушения: со злорадным смехом и яростью стаскивал порванные мешки в одну кучу – а затем, резвясь и одновременно скрежеща зубами, чиркал спичками, старясь извлечь огонь из отсыревшей коробки. Сколько они мне попортили крови! Работа, начавшаяся в шестнадцать неполных лет, вечно тупая и вечно недостаточно оплачиваемая… Отсутствие этих самых бумажек, от количества которых зависело так много. На них нельзя купить счастья, но их отсутствие делало его и вовсе проблематичным.

Деньги покрывали поверхность пыльного пола: хрустящие и мягкие, старые и новенькие, только что отпечатанные и мятые, перешедшие из рук в руки сотни раз… А еще – мешки с мелочью, рассыпавшиеся тяжелым грузным ковром. Я не колебался: вспыхнувшая спичка полетела в сложенную кучу, и через минуту веселый костер покарал это мерило человеческого труда. Я не жалел – пачки летели одна за другой, вмиг покрываясь огненными язычками. В топливо шло все: и наши, и чужие банкноты, считавшиеся более ценными, чем купюры собственной страны. Я сжигал целые состояния, в прошлом составлявшие чудовищное богатство. Миллионы сгорали в пламени костра – а виновник этого сидел на стопке мешков и грел ладони над пламенем, размышляя, что содержимое этого хранилища уже никогда никому не понадобится. Меня это веселило – я тихонько посмеивался, чуть ли не впадая в исступление от того, что получил возможность сделать такое…

Но сколько я ни подбрасывал в огонь новые и новые пачки, удовлетворения это не приносило. Они не значили ничего – и это принижало значимость происходившего. Они были в моей власти. Впервые за столько лет унижений и испытаний. Они – в моей, а не наоборот. Можно сколько угодно рассуждать о том, что человек независим, но всего несколько недель назад я был полностью прикован к тому, чтобы добывать их тяжелым и неблагодарным трудом. Нет, не эти бумажки были виновны – сама система, сделавшая так, что прожить без них было невозможно. Здесь должен был бы гореть тот, кто их изобрел! Хотя, если задуматься, деньги были одним из величайших изобретений человечества… И одним из самых подлых. Ценности, хранившиеся здесь, уже не имели ничего общего с тем, что сейчас действительно являлось ценным, – соответственно, толку от них не осталось никакого.

Я поужинал содержимым из банки, подогретой на костре, запил все водой…

– Что, Дар? Сбылась твоя мечта?

Лицо прорезала горькая ухмылка – вряд ли во всем мире еще кто-нибудь имел возможность так погреться…

Глава 6. Собака-людоед

Вскоре бессмысленные хождения по городу надоели – я хотел большего, понимая, что ничего нового среди руин не обнаружу, даже если обойду их по сто раз из конца в конец. Ничего живого в пределах досягаемости здесь не было. Люди – единственное, что