Выживший во тьме - Владимир Анатольевич Вольный

тоже хранились в ножнах – я изготовил их из плотной материи, в изобилии лежавшей в тюках в подвале. Я не разводил больших костров: редко встречавшиеся уцелевшие деревья – слишком явный знак того, что топливо следует поберечь. Кто знает, на сколько мне его может хватить? Правда, иной древесины валялось в изобилии – в виде обломков. Но все же я думал и о будущем…

Хорошо хоть то, что эти сумерки не превращались в настоящую ночь – в былое время в темноте я вряд ли смог далеко уйти. А так – практически одно и то же освещение что утром, что вечером. Я больше не следил за сменой времени суток по наручным часам, окончательно перейдя на «собственные». Ощущение хода времени развилось очень остро, но все так же не сочеталось с тем, что показывало табло. Я не раз ловил себя на мысли, что ночь, середину которой показывали часы, даже не начиналась… Это тоже оставалось загадкой.

В этот раз я взял с собой импровизированную палатку – самую плотную ткань, что смог найти среди рулонов на стеллажах. Где-то мне приходилось встречать упоминание, как сделать материал непромокаемым. Следовало смешать мыло, воск или парафин, все это нагреть – и дать ткани вылежаться в этом составе несколько часов. Пропитав ее таким образом, я добился некоторого эффекта: вода стекала по поверхности, почти как по зонту. Теперь появилась надежда, что это убережет во время ливня, если негде будет укрыться.

Вряд ли путешествие по руинам можно считать приятной прогулкой – острые грани камней, торчащие куски железа и жести, оконное стекло, провода… Все это постоянно цеплялось за ноги, затрудняя и без того непростое продвижение вперед (присыпанные трещины и рытвины, слегка смерзшиеся и заполненные водой ямы никуда не делись). И я постоянно был начеку, выбирая, куда можно поставить ногу без опаски провалиться… Все это изменится, когда висящая в небе взвесь окончательно осядет на землю. Но пока осторожность не мешала.

Я мог одолеть не более пяти-шести километров за переход, а потому предполагал, что путь до берега реки займет не менее трех дней. Предположение почти оправдалось: я вышел к берегу на исходе четвертого считая с момента выхода из убежища. Добраться сюда быстрее не смог бы никто – а я считал, что передвигаюсь очень скоро. Кроме того, я один раз остановился на несколько часов, заинтересовавшись непредвиденной находкой. Пришлось заночевать под естественным укрытием, которое трудно даже описать: навес из перевернутых машин, упавших столбов, шифера – и пластов грязи над всем этим. В этом укрытии я наткнулся на множество книг – видимо, их выбросило откуда-то взрывом, и они целыми кипами упали сюда и теперь грудой лежали вперемешку с полками.

Все верхние книги были залеплены грязью и основательно размокли. Но, покопавшись внутри кучи, я смог извлечь несколько более или менее целых и даже с нерасплывшимся текстом. В основном попадалась художественная и учебная литература. Я бы предпочел найти что-нибудь более подходящее к случаю: очень надеялся, что увижу какой-нибудь лечебник. Иметь кучу лекарств и не знать, как ими пользоваться, – обидно. К сожалению, ничего подобного не нашлось, и я выбросил находки обратно. Было неинтересно читать о том, что случилось (или не случилось) с кем-то там, далеко от реальности, в которой я сейчас находился. Настолько все это сразу оказалось не то…

На всякий случай я отметил это место: воткнул длинный шест прямо в кучу, решив, что когда-нибудь займусь ею и покопаюсь здесь более основательно. Но в душе сомневался, понимая, что это обещание вряд ли будет исполнено. Мудрость и логика мыслей, изложенных на этих страницах, не подлежали сомнению – но нужны ли они теперь?

Я остановился на возвышении. Нет, здесь ничего не изменилось. Река не восстановилась, и воды в ней не стало больше. Но я не зря проделал этот путь. Приобретение нового знания тоже что-то значит. Отсюда можно было увидеть противоположный берег – пусть затемненный и тусклый, но я его различал. На том берегу тянулись такие же угрюмые и безжизненные развалины, как те, в которых я провел эти месяцы. Стоило ли еще их добавлять к своим? Единственное, что я мог сделать, – прибавить к нарисованной в подвале карте парочку дополнительных штрихов. Еще одна безрадостная ночевка на бывшем берегу – и я отправился назад. Переходить на ту сторону почему-то не хотелось…

Возвращение стало тоскливым. Я не нашел то, что искал, и с каждым днем надежды на встречу с людьми уменьшались… Вернувшись в подвал, я предался унынию. Зачем все, если нет никого? Представить, что я действительно последний… нет, это хуже, чем любой кошмар! Едва прошли короткие секущие дожди, как я снова собрался в поход, и теперь путь лежал на юго-восток. Я уже знал, как выглядят северная и центральная части. Оставалось исследовать южную окраину, чтобы иметь четкое представление обо всем, что там находилось. И мне хотелось узнать, как далеко простирается болото, которое видел возле провала.

Сборы не заняли много времени. Оружие, консервы, веревка – я стал брать и ее, после того как не смог спуститься в одну из трещин, на дне которой меня что-то заинтересовало. Кое-что из аптечки, вода, запасная обувь… Все снаряжение весило прилично, но полагаться на то, что я смогу найти необходимое в странствиях, не приходилось. Слишком часто убеждался в том, что это неосуществимо. Теперь хлопья падали с грязного и мокрого неба гораздо реже, чем в первые дни, но и тех осадков, что уже выпали, хватило с избытком, чтобы надежно упрятать все под собой.

Я не стал сразу спускаться ниже – к границам города на юг. Вместо этого снова прошел уже известным маршрутом; лишь отойдя от подвала на расстояние, равное двум дням пути, стал заворачивать южнее. Город закончился внезапно – развалины сменились пластами перевернутой земли. Они были гораздо меньше холмов, образовавшихся в городе, и со временем могли выровняться и принять более равнинный вид. Этому способствовали проливные дожди – они опять зачастили, и приходилось прятаться от воды в укрытиях.

Похоже, что землю проборонили гигантским плугом. Иного объяснения я не находил. Проборонили – и забыли разровнять… Взрыхленная территория простиралась далеко, охватывая все видимые пределы города полукольцом. Скорее всего, выйди я сразу на юг от своего холма, – уперся бы в эту перепаханную пустошь сразу. При достаточно скудном свете становилось ясно, что подобная картина ждет везде. Где-то там, за пределами видимости, за этой разрытой степью и могли находиться горы. Мне даже показалось, что я вижу их снежные шапки, – но, сколько ни напрягал глаза, убедиться