Выживший во тьме - Владимир Анатольевич Вольный

в несколько десятков метров била вверх и рассыпалась на тысячи мельчайших капель, которые зонтом падали вниз, создавая фантастическую картину. Гейзер – иного определения этому явлению я не мог подобрать – был диаметром метра с два, не меньше. Вся поверхность земли возле озера была влажная и слегка парилась – верный признак, что вода из гейзера падала горячей! Я осторожно опустил руку в озеро и сразу ее отдернул – едва не обжегся. На первый взгляд, в этой воде не имелось никаких примесей. Мне почему-то хотелось, чтобы она оказалась безобидной и не содержала какую-нибудь растворенную дрянь. Я зачерпнул немного воды чашкой, подождал, пока она остынет, а потом опустил туда руки и несколько минут наслаждался теплом. С кожей ничего не происходило – видимо, нагрев и выброс воды были обусловлены какими-то подземными причинами наподобие тех, которые заставляют работать гейзеры Исландии или Камчатки… И эта вода, поднимавшаяся с больших глубин, была чистой. Гейзер имел цикличность: несколько выбросов до середины дня, потом затишье – и вечером еще пара шумных выбросов. Каждый продолжался около десяти минут, не более. После этого фонтан исчезал, будто его и не было. Вода в озере, образовавшемся при падении воды, успокаивалась и на некоторое время замирала. Она быстро остывала, и из-за этого над поверхностью происходило постоянное испарение.

Я наблюдал за гейзером долго – все равно нечем заняться. Когда вода достаточно остыла, рискнул искупаться в ней – и не пожалел! После тесной бочки здесь было где развернуться, кроме того не нужно опасаться, что она опрокинется, и я упаду на мокрый бетонный пол. Вода понемногу уходила – впитывалась в отверстия в земле и возвращалась туда, откуда появилась. Но всосаться полностью не могла – из-за большого количества. А кроме того, ее выбрасывалось так много, что поверхность возле гейзера уже сильно напиталась, и с каждым разом озерцо становилось чуточку больше….

К самому центру, откуда бил фонтан, вела дорожка из нескольких крупных камней-валунов, выброшенных наружу при землетрясении. На территории города таких камней просто не существовало раньше – из-за величины. Город, выросший когда-то поблизости от гор, сам располагался практически на ровной местности, никаких полускал здесь просто не встречалось, другое дело – если они не были завезены кем-то специально. Но сейчас они возвышались передо мной: каждый валун – практически с одноэтажный дом. Перепрыгивая с одного на другой, я приблизился к самому месту выброса – там просматривался водоворот, темный и бездонный. Это было неприятно, и я поспешил вернуться на берег. Глубина озерца не превосходила моего роста – но со временем, когда гейзер наполнит всю котловину, он мог стать большим водоемом.

Решившись рисковать до конца, попробовал воду на вкус. Оказалось, пить ее тоже можно. Она имела слегка солоноватый вкус – лишнее подтверждение того, что поднимается с больших глубин и при прохождении различных пластов обогащается минералами. Во всем этом оставалось только одно, что несколько приводило меня в трепет, – само существование гейзера. Оно лишний раз подтверждало, что где-то там, на недоступных глубинах, куется новое, еще более страшное бедствие… Хотя пример той же Исландии, где гейзеры работают уже сотни лет, показывал, что это вовсе не обязательное явление. После купания все тело стало как бы невесомым – я смыл усталость вместе с грязью и теперь чувствовал себя значительно лучше. Все мои ссадины и раны полностью зажили и от соприкосновения с горячей водой лишь слегка чесались. Возможно, это воздействие тех самых солей.

Мне стало многое понятно. В городе после Катаклизма все изменилось. Дремлющие много веков глубины вновь ожили, и прежний ландшафт утерян навсегда. Теперь город – вернее, то, что от него осталось, – находился на неустойчивой платформе, в любой момент грозившей повторением уже пережитого ужаса…

Понятно стало и другое. Обойди его хоть вдоль и поперек, людей нет. Мог ли я не встретить таких вот скитающихся, пусть даже в условиях скудной видимости, при отсутствии мало-мальски различимых дорог, прячущихся от непогоды и самих себя? Пусть слегка одичавших, потерявших нормальный вид… Кажется, я действительно остался один. Совсем… И все же я не хотел успокаиваться. Признать себя последним из живых – для этого требуется гораздо больше смелости, чем когда ты все время встречаешь мертвых. (Впрочем, трупы уже практически не попадались – их занесло пеплом, заилило грязью и перемешало с обломками зданий.)

Разведка уводила меня все дальше и дальше. Прошло еще два дня после того, как я наткнулся на озеро Гейзера, когда глаз уловил знакомый пейзаж. Я уже был здесь когда-то – память сразу подсказала невероятную картину чудовищного обрыва. Я захотел еще раз увидеть его и стал протискиваться сквозь каменные глыбы, оставшиеся от какого-то многоэтажного здания. Хоть и сложенное из кирпича, оно, как и все подобные, не устояло, а рассыпалось вдребезги, и теперь его останки возвышались над округой грудой метров на восемь в высоту и не менее пятидесяти в окружности. Это условно можно было назвать холмом. Такие «холмы» могли быть наглухо забиты землей, а могли иметь сквозные проходы. Но и те дыры и отверстия, которые еще оставались, становились в скором времени недоступны. Их заносило землей – или тем, что носилось в воздухе и оседало вниз. Город постепенно, медленно и верно, становился похож на бесконечную цепь больших и малых барханов. От настоящей пустыни его отличало лишь то, что песок, устилая его ковром, быстро твердел и схватывался коркой. Его не сносило ветром и не сдувало с вершин.

Я стоял у самого края. Страх никуда не делся – я хватался за выступавшую над провалом плиту. Она могла упасть, как и многое, что уже отправилось в бездну. Но пока ее зарытый в землю конец держался надежно. Здесь тоже многое изменилось. Почти все, что находилось у кромки обрыва, рухнуло. Край стал более наклонным и изъеденным широкими рваными язвами от уже упавших в пропасть пластов. Не хватало лишь хорошего ливня, чтобы почти все, что еще держалось, последовало вслед за кромкой. Мягкие породы – глина и песок, – вымытые водой и не выдерживавшие тяжести руин, сползали в пропасть. И я видел, что внизу теперь возвышались такие же холмы, какие встречались повсюду. Дно провала несколько приблизилось, а кромка отвесной стены, наоборот, опустилась вниз. Но и сейчас расстояние, отделявшее меня от нижнего мира, производило впечатление: оно было как три-четыре высотных дома, поставленных один на другой. Подо мной уже находились твердые породы – я не мог определить какие, потому что не был силен в геологии. Но то, что это камень, а не