Косарев - Николай Владимирович Трущенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не забыл Косарев и о политическом просвещении, организации досуга. Были открыты политические школы и родился театр рабочей молодежи — ТРАМ.
ТРАМ много сделал для выхода комсомольцев из состояния апатии, равнодушия, наступивших после жарких боев с зиновьевцами. Он тот час же стал любимейшим театром молодежи — «художественным агитпропом комсомола». Его спектакли на актуальные темы сохраняли агитационность, присущую самодеятельным выступлениям первых революционных лет, рождали страстные споры о самых разных проблемах общественной морали молодежи — о любви и дружбе, о подлинном и ложном товариществе. Молодежь стремилась в театр, на сцене которого она узнавала себя. Каждая постановка ТРАМА горячо и страстно обсуждалась тут же, в зрительном зале, и на комсомольских собраниях, на молодежных вечерах и во время обеденных перерывов. Возвращались со спектаклей гурьбой, и Косарев запевал веселую песенку из первого трамовского спектакля «Сашка Чумовой»:
Прощай, веселый комсомол! У нас спектакль к концу пришел. Шпану ведем в кутузку. И дальше пьесу продолжать — Излишняя нагрузка. Ведь завтра нужно вам и нам Идти к машинам и станкам По мастерским и по цехам! Так проводите нас туда, За вечер нашего труда, Зарплату выдав смехом.В один из вечеров Сергей Миронович рассказал комсомольцам о ближайших планах: завершить строительство Волховской ГЭС, заложить Свирскую электростанцию.
— Но и Свирь не обеспечит энергией Ленинград, — заключил Киров. — Поеду в Москву. Дам бой в ВСНХ сторонникам «теории затухания» Ленинграда. И кому только пришла в голову дикая мысль сделать Ленинград мертвым городом? Глупо… Нет, мы спасем и разовьем промышленность Ленинграда. И это обеспечит процветание города…
Косарев слушал Кирова, и уверенность, что это так и будет, укреплялась с каждым словом Сергея Мироновича. Воображение уже рисовало ему картину обновленного, развернувшегося во всю мощь промышленного красавца: «С Кировым, будьте уверены, и не такие планы реальны!..» А сам спустя годы скажет:
— Как зажигал он молодежь своими речами! Каждое слово его речи электризовало…
В апреле 1926 года ЦК ВЛКСМ отозвал Косарева в Москву.
Еще много раз приедет Косарев в Ленинград. И не один раз встретится с Кировым, услышит его пламенные речи.
Немногим больше месяца спустя, 12 мая 1926 года, Киров выступал с докладом о хозяйственном строительстве, осуществлении генеральной линии партии — об индустриализации страны. Был одет он в неизменную гимнастерку защитного цвета. Крепкие кисти рук Сергей Миронович глубоко засунул за широкий ремень, оставив свободными большие пальцы. Косареву, сидевшему в президиуме, было видно, как он, словно в такт своим словам, ударял ими по краю ремня.
— Я не хочу говорить вам комплиментов. — Сейчас Киров вышел из-за трибуны и почти беседовал с залом. — Но должен сказать, что комсомол может сыграть тут гораздо большую роль, чем кто-либо другой, и вот почему: у вас есть большое желание, у вас есть большие возможности, у вас есть большая восприимчивость, большая чуткость, большая энергия, большой пыл; а здесь нужно все приложить: здесь нужен и холодный рассудок, здесь нужна и выдержка и темперамент, здесь нужен революционный дух, иначе эту задачу не выполнить, иначе вопрос, который стоит перед нами, не решить.
Эту длинную фразу Киров произнес на одном дыхании, усиливая голосом ее каждый новый элемент. Косарев не мог следить за аудиторией. Он весь был поглощен смыслом и темпераментом кировской речи, чувствовал, что она как бы заряжала, наэлектризовывала весь зал. В манере его речи не было и грана наигранности. Киров говорил самые что ни есть простые слова — так свободно и легко, пользуясь сильным голосом природного трибуна, что все простое и обыденное в этих словах обретало особый смысл, необыкновенное звучание.
В конце доклада Киров произнес:
— Для того чтобы успешно строить социализм, чтобы действительно осуществлять индустриализацию нашей страны со всеми вытекающими отсюда последствиями, нам в нашей коммунистической, комсомольской семье необходимо приложить все усилия, как мы это делали до сих пор и как завещал Ленин, приложить все силы к тому, чтобы ряды нашей партии были действительно железными, чтобы наше сознание было стальным в твердом проведении ленинских заветов. Если мы это выполним, мы индустрию построим, социализм организуем.
Девять лет спустя одно из центральных издательств попросило Косарева написать воспоминания о Сергее Мироновиче Кирове, павшем от пули, направленной злодейской рукой. (Саша входил в состав комиссии по расследованию убийства Кирова. Возглавлял ее нарком внутренних дел Ежов, и работу, как показалось Косареву, вел предвзято. Он вернулся из Ленинграда подавленный. На вопрос: «В чем дело?» — поделился сокровенными думами только с самыми близкими. Оказывается, его мнение по поводу гибели Сергея Мироновича с версией председателя комиссии Ежова расходилось. Он был убежден: там все далеко не так, как изложено в официальном сообщении.)
«Вот уже о Мироновиче воспоминания пишут, — размышлял тогда Косарев, — а он стоит перед глазами как живой: улыбающийся, лобастый, с крепко посаженной головой. Писать воспоминания, когда столько встреч, бесед, впечатлений…» Их было действительно множество. Но из всех он пока выбрал те, что отметили месяцы ленинградских баталий:
«Месяцы моей работы в Ленинграде, в Московско-Нарвском райкоме комсомола, — писал Саша, — это время незабываемых встреч с товарищем Кировым. Сколько глубоких и душевных бесед! Сергей Миронович любил молодежь большой, умной, большевистской любовью. Он умел ценить ее и отыскивать среди комсомола нужные партии силы…
Он был членом нашего Московско-Нарвского райкома комсомола. И несмотря на огромную партийно-государственную работу, всегда урывал время, чтобы заехать к нам в район на собрание актива комсомола. А часто все члены бюро нашего райкома вваливались неожиданно к нему в кабинет. Не раз бывало, что при встрече на каком-нибудь собрании Сергей Миронович и сам затащит к себе для простой, сердечной беседы. И как много приходилось извлекать из этой беседы!»
Бок о бок Косарев работал с Сергеем Мироновичем несколько месяцев, но были они для молодого вожака «годами великой школы». Все современники Косарева
