Отстойник - Дикий Носок

«Да это просто гора какая – то.»

«Пирамида перевернутая.»

«Небоскреб.»

«Ну и громадина!»

Маалу было не до дискуссий. Остатки защитного геля, которым он обработал кожу перед тем, как их затянуло в воронку, кажется, не пережили купания в болоте. И теперь ничто не мешало ядовитой, пропитанной болотными испарениями атмосфере щекотать его нежные ноздри, пощипывать голую кожу на макушке, покалывать тонкими иголочками кисти рук. Маал был в ужасе. Он берег каждую каплю бесценного геля, украдкой от спутников втирая его в кожу. Не делиться же было с этими примитивными людьми, да и не хватило бы его на всех. Теперь все пропало. Ему не добраться живым до Дома. Болото сожжет его до костей. Дискуссия, между тем, только разгоралась.

«Как далеко эта штука?»

«Километров десять, может быть.»

«Десять километров по болоту – не шутка.»

«Что нам десять километров? Мы все равно уже грязные, как кикиморы болотные,» – мрачно пошутил Андрей.

«Что это за дом такой? Сколько народу там может жить?»

«Почему форма такая странная – неустойчивая? Как он на земле то держится, не падает?»

«Маал, ты знаешь дорогу через болото? Оно глубокое?» – затормошили только что мученически прикрывшего глаза юношу за плечо. Маал отрицательно покачал головой.

«Тут водятся какие-нибудь животные? Ты хоть что-нибудь знаешь?» – дергали его эти злые шумные люди, не давая умереть спокойно. Более того, немного погодя они бесцеремонно подхватили его под руки, сунули в руки корявую, занозистую палку и подтолкнули стоически держащегося Маала к воде: «Пойдем.» И юноша пошагал. Пошагал, как миленький. Шаг, второй, третий. И вот он уже бредет в цепочке, тяжело опираясь на палку и с каждым шагом все больше увязая в иле. Как он угодил в этот переплет? И винить некого, кроме самого себя. Проклятое любопытство, до чего оно его довело! Добраться бы только до Дома. Там его вылечат, приведут в порядок. И он больше никогда-никогда не высунет оттуда носа. Ни за что на свете.

Охватившее его спутников оживление сошло на нет, когда они друг за другом покидали сухой пригорок, старательно отводя глаза от остающейся там Никитиной ноги. Ну не нести же её с собой? А хоронить негде, болото ведь кругом. Да и некогда. Нетерпение гнало людей вперед, не хуже кнута. Иван Петрович шел первым, тщательно ощупывая палкой дно перед каждым шагом. Руслана тащили на закорках по очереди. До следующего относительно сухого пригорка метрах в двухстах от первого добрались без приключений и, выбравшись из воды, дружно уставились на голые ноги Лючии.

Подвязавшая свою тяжелую, длинную, темно-синюю юбку выше колен для удобства передвижения по болоту, она никак не выражала своего беспокойства, хотя ниже колен её ноги были густо облеплены маленькими скользкими существами. Длиной не более пяти сантиметров, грязно-серого цвета с красными прожилками, они напоминали головастиков вытянутой формой тела с круглой головой или маленьких рыбок из-за отчетливо заметных небольших плавников.

«Люся, спокойно. Не волнуйся, садись-ка сюда,» – успокаивающе обхватил её за плечи Андрей. Почувствовав неладное и ничуть не будучи обманутой его фальшиво-участливым тоном, Лючия посмотрела по сторонам, оглянулась назад и, наконец, опустила глаза вниз. Её визг мог бы дать фору хору кастратов. А чего вы ожидали от итальянки?

«Люся, Люся, не прыгай. Сейчас мы их оторвем. Дай-ка я,» – пытался угомонить подругу Андрей.

«Ишь ты, как присосался,» – не без труда оторвал одну из маленьких тварей он. Место укуса имело вид интенсивно красного пятна размером с копеечную монетку с десятком маленьких дырочек, из него тихонько сочилась кровь. Существо не имело глаз, на его маленькой голове присутствовал только жадно пульсирующий, огромный рот.

«Навроде пиявок твари – кровь сосут,» – отодрав головастика от своей лодыжки и раздавив того пальцами без малейшей брезгливости, прокомментировал Никодим. Сочно чмокнув, головастик брызнул ошметками во все стороны. – «И не больно вовсе. Даже не чувствуешь его, подлеца.»

«Видимо, выделяют при укусе анальгетик. Лишь бы только отравы какой не впрыскивали заодно. Все внимательно осмотрите себя и друг друга.»

Вся компания принялась лихорадочно задирать штанины и ощупывать свои ноги. Но кроме Лючии и купца в широких восточных шароварах никто не пострадал. Видимо, головастики не могли забраться в узкие штанины или прокусить плотную ткань. Но, на всякий случай, решено было отныне заправлять брючины в носки. Но что было делать с Лючией в юбке? Её ноги ниже колен были покрыты маленькими, круглыми, красными ранками, словно о них тушили зажженные сигареты. Бурный, словно проснувшийся гейзер, всплеск эмоций первых минут сменился горестными причитаниями итальянки над утраченной красотой.

В свое время восемнадцатилетняя Лючия дрожала от страха и восхищения собственной дерзостью, надевая юбку, чуть приоткрывающую её изящные щиколотки. Но дальше дело не пошло. Правила приличия, прочно вбитые в её красивую головку в детстве, остались с Лючией навсегда. Голые колени, полуобнаженная грудь или, Боже упаси, брюки – были совершенно немыслимы для приличной замужней женщины. То, что происходило сейчас, иначе, как кощунством и назвать было нельзя. Закусив губу, полными слез глазами Лючия наблюдала, как Андрей решительно кромсает её синюю юбку, оставляя от нее лишь куцый обрывок длиной выше колен. Полученный внушительный кусок ткани (а в начале двадцатого века ткани на женские юбки не жалели), Андрей разрезал пополам, предварительно отделив две длинные полоски. Плотно обмотав стройные ножки Лючии так, чтобы не осталось ни малейшего обнаженного кусочка кожи, он закрепил свое творение полосками ткани. Теперь можно было двигаться дальше.

Выползая каждые 200-300 метров на выступающие, будто гнойные прыщи, из воды бугры, путники медленно продвигались вперед. Казалось, болото будто загустевает с каждым шагом, словно остывающий кисель. Густое, бурое месиво из гниющей растительности и веток перемежалось корягами и стволами невесть когда погибших деревьев. Их приходилось перелезать, рискуя напороться на торчащий сук, или обходить, петляя, как зайцы, путающие следы. Порой в глубине болота что-то всхлипывало, булькало и с протяжным стоном вырывалось наружу. Круги на воде быстро затухали, и вновь воцарялась тоскливая безмятежность.

Когда обессиленные путники выбрались на очередной бугор, уже смеркалось. Идти дальше не имело смысла. Нужно было устраиваться на ночь. Никодим, не обращая ни на кого внимания, завернулся в халат и шумно захрапел. На горизонте медленно расползалось кровавое пятно, зловеще окрашивая низкие облака. Луна вынырнула из-за них – огромная, яркая, пугающе-алая и повисла в небе. Читать при таком освещении было бы затруднительно, все-таки не белые ночи, но и о непроглядной темени речи не шло.

«Она же не должна быть такой? Или это