Колонна и горизонты - Радоня Вешович

а именно таким грозил быть итог совещания. Задуманное с благой целью совещание превращалось в арену для беззастенчивой распри, что позже стало причиной ухода двух коммунистов с довоенным партийным стажем в другие соединения. При этом дело дошло до партийных взысканий. Назревал конфликт, а мы, молодые, не привыкшие обсуждать решения штаба и командиров, были убеждены, что у нас все в порядке. Эта вера всегда помогала нам выстоять в самые трудные минуты. Мы притихли и со страхом ждали, что скажут опытные коммунисты и как они повернут разговор в нужное русло.

Отметая нелепые подозрения, Перо Четкович спокойно отвечал, что исход боя часто зависит не от штабного плана, будь он самым совершенным, а от стойкости и находчивости командиров рот, взводов и отдельных бойцов в ходе боевых действий. Он поблагодарил присутствующих за критику и искренне просил всех нас и в будущем проявлять побольше инициативы: пусть, мол, бойцы без обиняков подходят к нему, и не только на собраниях, и открыто говорят о замеченных недостатках. Ведь эту борьбу ведут не только штабы и командиры, а весь наш народ, имеющий славные исторические традиции освободительной борьбы.

НА УЛИЦАХ ЛИВНО

На возвышенности вырисовываются силуэты старых крепостных стен. И эта возвышенность, и крепостные стены — не что иное, как бункер. Даже небо оттуда просматривается через переплетения колючей проволоки. Речь пойдет об освобождении Ливно. Успех этой операции обеспечило наше упорство. На этот раз в наступлении участвовали 1-я пролетарская, 3-я санджакская бригады, ливненский батальон имени Воина Зироевича и 5-й крайнский отряд — наша будущая 3-я крайнская бригада. Боевыми действиями непосредственно руководил Верховный штаб.

Накануне у меня голова была как свинцом налита, глаза слипались, одолевала какая-то неестественная сонливость. До меня долетали лишь обрывки фраз. Слова, казалось, утратили всякий смысл и значение. В селах Цебари и Голинево усташи вырезали все население… Может, поэтому я то и дело, как испорченный патефон, повторяю стихи из «Старца Вуядина», которые Бачо Йованович читал перед наступлением:

Видите, в проклятом Ливно Одинокая белеет башня? Там нас будут бить и мучить, Поломают нам руки, ноги, Выколют нам очи черные.

От этих слов становилось жутко… Все жаловались друг другу, что испытывают странное чувство похмелья. И только позже кого-то осенила догадка: рота на ужин получила хлеб из недозревшей пшеницы.

Наши выстрелы разбудили нескольких домобранов, спавших за колючей проволокой у бункера. Они сразу же сдались. От них мы узнали, что Ливно охраняется гарнизоном в несколько сотен усташей и домобранов, а также группой немцев — специалистов по использованию ливненских бокситов. Их главный опорный пункт — дом доктора Митровича, местного богача, серба по национальности. Усташи убили хозяина дома и уничтожили всю его семью.

На улицах уже появились бойцы наших батальонов. При лунном свете они сливались с каменными заборами. Слева от горы Башаковца наша 1-я рота очистила перед собой местность, захватив в том числе и бункер, который препятствовал продвижению 1-го и крагуевацкого батальонов. Группы гранатометчиков из роты Бурича не смогли перебросить гранаты через стены крепости Табии. Гранаты разорвались по эту сторону. К счастью, обошлось без жертв.

Милан Бигович и Бошко Дедеич предложили осажденным сдаться, на что из крепости ответили ругательствами. Тогда Вуйо Зогович бросил несколько гранат через амбразуру и заставил противника замолчать.

Рассчитывая, что после гранат Зоговича теперь подействуют и слова, Бурич вышел из укрытия и вновь предложил домобранам сдаться. При этом он предупредил, что в случае сопротивления сотрет крепость в порошок. Кто-то из-за стены умоляющим тоном спросил, хорошо ли с ними обойдутся, ведь они ни в чем не повинные домобраны. Потом высунулся домобранский офицер и рукой дал знак Буричу, чтобы тот подошел ближе. Перо Четкович внимательно наблюдал за происходящим. Опасаясь подвоха, он энергично замахал руками, требуя, чтобы Бурич вернулся в укрытие. Не замечая этого, Бурич подошел к домобранскому офицеру и повторил, что гарантирует всем жизнь. Вскоре из крепости вышло около шестидесяти домобранов с поднятыми вверх руками.

Медленно наступал рассвет. Стрельба стихала, но явного успеха мы не добились. Над раскаленными камнями и крышами домов висел зной. К миномету, у которого возился Якша, подошли Арсо Йованович и Владимир Дедиер и предложили минометным огнем разрушить дом Митровича. Грянул выстрел. Арсо посмотрел в бинокль, а мы и невооруженным глазом видели, как от стены отлетело несколько кирпичей, а на крыше образовалась огромная дыра.

Решающий удар по Ливно в ту ночь фактически нанес 2-й черногорский батальон, который неожиданно для усташей ворвался в город через футбольное поле. Этот удар пришелся по самому слабому месту и сразу же нарушил оборону: она быстро втянула свои жала, боевые порядки противника смешались и сбились в центр города. Из села Брине к Ливно ночью при луне подошел партизанский отряд. Его бойцы вступили в город, освещаемые сигнальными ракетами. Преодолевая траншеи и заграждения из колючей проволоки, а также плотный огонь противника, они вместе с крагуевчанами уничтожили одно пулеметное гнездо и взяли в плен более сорока домобранов и усташей.

На улицах все перемешалось. Подофицер Милан Распоповпч, из Даниловграда, взял в плен коменданта города Крижанеца. Увидев перед собой Милана, державшего в левой руке взведенную гранату, в правой — пистолет, комендант понял, что сопротивление бесполезно. При допросе он охотно отвечал на наши вопросы и даже обратил внимание на то, что нужно остерегаться дома Митровича, так как «в нем засело двести усташей и десять немцев во главе с майором Йоргом». Более того, Крижанец позвонил в отдельные подразделения и стал уговаривать оборонявшихся сдаться, однако никто его не послушался. Тем временем Вуксан Люмович с группой бойцов захватил тюрьму и освободил около пятидесяти патриотов — сербов и хорватов из Ливно и окрестных сел.

Спасаясь бегством от крагуевчан, один из усташей, не разобравшись, крикнул бойцам 2-го батальона, чтобы те внимательно следили за партизанами, так как «между цементным заводом и монастырем идет жестокий бой». Когда же усташ понял, с кем имеет дело, то в бешеной злобе бросился на пулеметчика и хотел укусить его.

Загарчанка Вукосава Щепанович, увидев свет, пробивавшийся сквозь щели дверей дома на