Колонна и горизонты - Радоня Вешович

Их повели вправо по валкам скошенной травы, а горка одежды осталась на лугу. Стерня колола бойцу босые ноги, поэтому он шел неровно, на ощупь. Через несколько минут мы услышали, как щелкнули затворы. Короткий, резкий залп всколыхнул строй…

Бригада немедленно продолжила путь. Скорее, скорее прочь от этого ужасного места! Чтобы ночь не казалась такой невыносимой, я старался внушить себе, что все это привиделось мне в дурном сне. Может, у стрелявших были холостые патроны, а те парни упали на землю и притаились, а потом встали и пошли в тот дом на возвышенности, чтобы спросить что-нибудь из еды себе на ужин?

Все мы в равной степени, по словам Хамида, из-за голода не были застрахованы от неблаговидных поступков, но в отличие от тех парней некоторые из нас умели прикрывать их. Например, бывало и так, что те, кто выдавал своим товарищам масло, приканчивали остатки сами. Подобное совершали и батальонные интенданты: показывая Моше один склад, они из другого заполняли свой обоз, а затем великодушно уступали остатки госпиталю и другим частям. Я знал все это и поэтому сомневался в том, что кровь тех парней навсегда излечит нас от подобной предприимчивости. Знал я и о том, что старые привычки и пороки еще уживаются с нашими лучшими мыслями о счастливом будущем. Я также знал, что этими мыслями я не оправдываю себя за кулек сахара и кусок мыла, которые находились в моем ранце. Случай с кепками был ничем иным, как ребячеством, дань нашей довоенной моде, когда кепка считалась лучшим головным убором. Даже на фотографиях периода восстания на большинстве бойцов вооруженных отрядов можно было видеть кепки.

После этого происшествия беспокойство охватило весь батальон. Об этом случае говорили и на батальонной конференции, состоявшейся в просторном помещении для хранения сена. Коммунисты упрекали штаб в чрезмерной торопливости и в неумении определять меру наказания при различных проступках. В принятом решении говорилось, что в будущем смертный приговор будет выноситься только при согласии партийной конференции батальона…

Шум реки Рама заглушает голоса в колонне. Кажется, что мы перешагиваем с одной вершины на другую, как будто волшебник из сказки дал каждому из нас по паре семимильных сапог. Переход отвлек наше внимание от недавнего печального события и заставил нас сосредоточиться на предстоящем общем походе бригад.

В атаке под Щитом наш взвод в темноте попал в какие-то овраги и канавы. Выстрелы, раздавшиеся на рассвете на левом фланге, дали нам понять, что мы заблудились. Я заметил, что возле сада стояли бойцы. Они разговаривали и курили. Я решил, что бой там закончился, и мы с Анкой Церович побежали вдоль кладбища напрямик к левому флангу. Со всех сторон слышалась стрельба, рвались мины. Когда добежали до конца кладбища, которое немного возвышалось над остальной местностью и считалось святым местом, со стоявшей в стороне башни донеслась короткая пулеметная очередь.

Мы с Анкой инстинктивно упали на траву. Через мгновение она приподнялась и, безмолвно шевеля губами, попыталась мне что-то сказать, но ей не хватало воздуха, и все ее попытки заканчивались стоном. Я подполз к ней и потащил ее в сторону. С выражением огромной муки на лице она молча показала мне рукой на грудь. Я краснел от стыда, расстегивая ее гимнастерку. На груди у Анки увидел сквозную рану. Поскольку кровотечения не было, я быстро застегнул гимнастерку и, стараясь сделать вид, что ничего страшного не произошло, сказал ей, что пуля попала в грудь, а это место очень чувствительное, поэтому ей больно и трудно дышать. Ее немедленно отправили в госпиталь, который следом за нами прибыл под Щит.

Пулемет, стрелявший с башни, причинил нам немало вреда. Был убит Бато Щепанович, а немного позже два парня из 3-го крагуевацкого батальона. Пулеметчик обстрелял их в тот момент, когда они пробирались к церкви по огороду, засаженному луком. Вскоре наши сняли пулеметчика. Им оказался усташский монах.

После освобождения Щита бойцы крушевацкой роты кралевацкого батальона разбирали прошедший бой на партийном собрании. Милорад Лазич, по прозвищу Мика Щуца, рабочий обувной фабрики в Кралево, получил на том собрании благодарность за мужество, проявленное им не только в последнем, но и во многих других боях, а одного товарища критиковали за то, что он излишне осторожен в боевой обстановке. Отвечая на критику, этот товарищ довольно неудачно начал развивать теорию храбрости. Оправдывая свое поведение, он пытался показать храбрость Лазича как неумение ценить собственную жизнь.

— Мике Щуце легко быть храбрым, ведь ему, наверное, неведомо чувства страха, если он сломя голову несется навстречу смерти, — говорил критикуемый.

Обычно молчаливый, Милорад Лазич не остался перед ним в долгу и в своем хорошо продуманном выступлении сказал следующее:

— Это неправда, что я не знаю чувства страха. Так могут говорить лишь те, кто хочет оправдать свою трусость в бою. Я боюсь не меньше, чем другие. Когда я приближаюсь к вражескому блиндажу, второй Мика, который сидит во мне, удерживает меня: «Не ходи, опасно, ты можешь погибнуть!» И на каждое предупреждение этого второго Мики я неизменно отвечаю: «Нужно идти!» И иду. Потому что я чувствую себя коммунистом не только перед другими, но и перед самим собой. Я знаю, что победу можно завоевать только при таком отношении к делу.

Почти одновременно со Щитом мы освободили Прозор и тем самым ликвидировали еще одно препятствие на нашем пути в Боснийскую Крайну. Накануне штурма Прозора рударская рота кралевацкого батальона, измученная, без боеприпасов, состоящая всего из трех десятков бойцов, перехитрила вооруженного до зубов противника. Это произошло перед вечером. На виду у противника, находившегося на Козьих скалах, бойцы поднялись на вершину горы и скрылись, чтобы создать у усташей впечатление, что они отказываются от продолжения боя. Чтобы роту не заметили местные крестьяне, она не стала заходить в село, а остановилась на отдых в лесу.

Перед рассветом бойцы вернулись в район Козьих скал и скрытно зашли усташам в тыл. Шел дождь, по лесам тянулся туман, пахло растоптанной земляникой. Вражеские наблюдатели не смогли обнаружить выдвижения рударской роты, и она вплотную подошла к вражеским позициям. Когда один из усташей обернулся назад и увидел устраивающегося поудобнее за пулеметом Прока Жигича, он принял его за своего и даже позвал посмотреть, как «будут сейчас драпать коммунисты». Собравшись вокруг костров, враг все свое внимание сосредоточил на стрелковых