Колонна и горизонты - Радоня Вешович

В горах вблизи Горни-Вакуфа мы прошли тихие, словно застывшие в изумлении, чистые села, встретили замечательных людей. Затем мы оказались среди дышащих зноем камней. Здесь не было ни ручьев, ни родников, всех мучила нестерпимая жажда. Вскоре вдали показалась окутанная туманом гора Паклина. В лесах мы наткнулись на огромное пепелище. Раньше здесь был поселок Вуковский.

Уцелевшие жители Вуковского скрывались в местном партизанском отряде. По всему было видно, что они рады нам, даже слова «пролетарии» и «товарищи» они произносили нараспев. Отряды из Вуковского и Равно жили в лесах, как некогда древние славянские племена. Под навесами из зеленых веток в беседах, песнях и танцах мы забывали страшные рассказы о зверствах усташей. Эти чудовищные картины на время забылись, отступили на второй план.

Как-то мы с Томо Коичичем решили пройтись по лугу, местами поросшему дубами. Вокруг нас лежало пепелище, на котором уже успела вырасти трава. Томо рассказал мне об одном новичке, каких в те дни в наших батальонах насчитывалось десятки. Этот рассказ весьма красочно иллюстрировал то, как мы пополняли наши ряды. Томо даже собирался опубликовать его в газете. А история эта такова. Однажды батальон зашел в какое-то село, все население которого пряталось от партизан. Дома стояли опустевшие, не было видно даже животных. Вскоре из леса появился местный батрак, оборванный и босой. Он рассказал, что его хозяин ушел отсюда вместе со своим войском, захватив с собой все продовольствие и скот.

«К сожалению, и у нас ничего не осталось, — сказал ему ротный эконом. — Придется нам, парень, голодными ложиться спать».

Бойцы разожгли костры, выкурили по самокрутке и готовились ко сну. Привыкший слышать от четников угрозы, ругань, нередко битый, юноша вначале не мог понять, что происходит, что это за солдаты, которые не угрожают, не обыскивают, не бьют. Поздно ночью он подошел к ротному эконому и признался, что хозяин оставил его стеречь запасы, но не может же он оставить голодными товарищей, которые пришли сюда из самой Сербии.

Над колонной в небе показался самолет, огромный, медлительный, словно перегруженный. Томо прервал рассказ и, используя мое плечо как опору, начал стрелять по самолету из карабина. Я не верил, что из этого что-нибудь получится, но, к моему удивлению, с самолета на колонну полилось масло из пробитых пулями баков. На кожаном пальто Томо расплылись крупные масляные пятна. Самолет пролетел над нами, и мы увидели, что у него из хвостовой части валит дым. Машина резко пошла на снижение и, словно заколдованная, устремилась на гряды камней.

Я напомнил Томо о том батраке. Он, обрадованный тем, что подбил самолет, и думать забыл об этой истории.

— Ах, да, — сказал он рассеянно, — тот парень пошел вместе с нами. Утром, когда мы стали готовиться к маршу, наш комиссар подошел к нему, чтобы поблагодарить его и проститься с ним, но парень не захотел расставаться с нами. «Если четники — армия моего хозяина, то с этой минуты вы — моя армия, — сказал он. — И неужели вы думаете, что я останусь здесь и буду ждать его?» Теперь он работает на батальонной кухне.

Батальоны продолжали кружить вокруг Дувно. Каждый боец досконально изучил все проходящие там тропы. Вокруг лежали серые камни, кое-где рос кустарник, а мы шли дальше, расстегнутые, потные, с переброшенными через плечо винтовками, подпоясанные пулеметными лентами, мечтая о том, чтобы хоть немного облегчить себе движение по этой невыносимой жаре.

Сумерки застали нас в какой-то котловине. Мы разостлали плащ-накидки, накрылись шинелями и одеялами, но жажда и голод никак не давали нам уснуть. Камни даже ночью излучали тепло. Наши глаза истосковались по зелени. Вокруг нет ни одного источника, лишь кое-где темнеют мутноватые лужицы, из которых даже лошади пьют с отвращением. Некоторые бойцы, стиснув зубы, цедят из котелка через носовой платок эту вонючую жидкость, затем брезгливо отряхивают платок от ила, червей и водяных жучков.

Так кружным путем добрались мы до сел со странными названиями Конгора и Мокронога. Чтобы не создавать в домах давку, бойцы улеглись под дубами прямо на обочине сельской дороги, а когда рассвело, все увидели, что ночь они провели на сельском кладбище. Сразу же посыпались шутки. Бойцы читали надписи на могильных плитах и расспрашивали друг друга, что кому приснилось.

Сломив сопротивление усташей, батальон вошел в село Эминово. Здесь мы обеспечивали с фланга белградский батальон, штурмовавший Дувно. В селе нас сердечно встретили статные мусульманки — женщины и девушки с открытыми приветливыми лицами. Эта встреча подействовала на нас как свежая родниковая вода, которую нам здесь немедленно предложили.

В штабе бригады считали, что для взятия Дувно достаточно и двух рот белградского батальона. По имевшимся сведениям, усташский гарнизон в городе насчитывал не больше одной сатнии[11]. Но в ту ночь на 26 июля 1942 года белградцев вместо одной встретили четыре усташские сатнии. О том, как противник обстрелял на шоссе наших разведчиков и смертельно ранил Миодрага Марковича Брицу, как Милорад Чирич стоя строчил из ручного пулемета, пока не упал замертво, как Милан Муняс взял из его рук оружие и продолжал дуэль с усташами на Янчарице, как затем Драго Вукович Корчагин нашел роту, которая заблудилась где-то под Блажьем, как Синиша Николаевич обошел усташскую засаду и уничтожил ее — обо всем этом мы узнали только тогда, когда Дувно было освобождено и когда из усташской тюрьмы было выпущено несколько десятков антифашистов, сербов и хорватов.

Ночью мы прошли вблизи Шуицы, куда недавно прорвался «Черный легион» Францетича, стоявший раньше в Купресе. Далеко впереди нас лежали горы Цинцер. Нужно было упредить противника в захвате местечка Ливно.

С наступлением рассвета нашему взору открылись необозримые просторы. Под ногами людей, под копытами лошадей шуршала галька. Солнце разморило нас, под замусоленными пилотками на коже образовались красные полосы. Мы карабкались на вершину горы Боровая. Даже там, высоко в горах, не чувствовалось ни малейшего дуновения ветра. Ниже за холмом скрывалась Шуица. Отсюда видно было всего лишь несколько домов на ее окраине.

Мы все мечтали о густом буковом лесе, а еще лучше — о сосновом, где в тени деревьев журчат ручьи с холодной питьевой водой. Но лес был виден только на горизонте — туда еще нужно долго идти. Со стороны Шуицы донеслись выстрелы, и не успели мы опомниться, как над нами раскрылись дымные