Ленинский. Неизбежность бури. - Василий Александрович Бурцев

в настроении, как-то поник и словно постарел на десяток лет. Он заговорил о жизни и смерти, вел пьяные рассуждения о смысле бытия, цели и конце пути. Завершение заведенного старым приятелем разговора, до того момента, когда Ханакен, окончательно захмелев, вырубился и бармен заказал им такси, Эванс помнил и по сей день. Может, еще и потому, что через два месяца саперный батальон, где служил его друг, был снова переброшен в Афганистан, где в ходе патрулирования колонна с военнослужащими была атакована террористами, в результате атаки Гилберт был тяжело ранен и погиб в пути, не добравшись до госпиталя.

– …Вот ты думаешь, почему мы надираемся этого пойла до потери сознания? – несвязным, заплетающимся языком спросил Гилберт, выставив перед собой на просвет стаканчик из-под только что выпитого виски и рассматривая остатки напитка, каплями стекающего по его внутренней стенке. И, не дожидаясь ответа от Эванса, продолжил: – Да потому что в нас заложен механизм самоуничтожения.

– Брось, Гилб, о чем ты говоришь? – отмахнулся Ридпат.

– Сам посуди. Все эти вредные привычки, начиная от безобидных и вроде бы совсем не опасных, например алкоголя или курения, и заканчивая наркотиками, а также прочей дрянью. Все это нас потихоньку убивает. И мы это знаем. И это самое страшное. Сами знаем, но все равно продолжаем себя дурить. Думаем, что получаем от этого удовольствие. Или пытаемся утопить в этой отраве свои проблемы, которые на самом деле только их усугубляют. А у некоторых они от этого только и начинаются. А почему это происходит, а, дружище? Помнишь, батальонный священник парил нам мозги в перерывах между боями? Типа все люди рождаются равными, с равными правами и возможностями. Лживый засранец! Наверное, когда люди вырастают, то в какой-то момент они просто устают каждый день бороться за жизнь. Ведь жизнь – это ежесекундная борьба. Хочешь жить – придется попотеть. Хочешь хорошо жить – придется отобрать это же право у ближнего, а хочешь жить припеваючи – надо отобрать эти права, мечты и желания у многих, пройти по головам, измазаться по локоть в крови. И вот тогда у этих уставших включается механизм самоуничтожения. Но так как сразу убить себя большинству не хватает духу, то они начинают делать это потихоньку, даже незаметно для себя. Затягивая самоубийство на всю жизнь. Те, кто смелее, лезут в петлю или стреляются.

– И что из этого следует, Гилб? – затуманенным сознанием, давно потеряв нить разговора, спрашивает Эванс.

– Что? – Ханакен смотрит в точку перед собой стеклянными глазами, взгляд потерял всякую ясность. Услышав голос Эванса, он будто медленно всплывает из глубин потухшего сознания, взгляд фокусируется на сослуживце.

– Я что-то потерял нить разговора, – повторяет Ридпат. – Что ты там говорил?

– Надо жить и продолжать бороться, – повторяет приятель…

***

Усилием воли Эванс заставил себя вновь приподняться на локте. Боль змейкой скользнула вдоль позвоночника. Осмотрелся. Окровавленные тушки мутировавших собак в неестественных позах лежали среди груды ржавых остовов машин, две на крыше легковушки. Оттуда тонкой струйкой стекает красное. Раскинув руки, на асфальте лежит горожанин с зияющей раной в одной из глазниц. Вокруг стреляные гильзы, следы борьбы, кровь вперемешку с грязью. Ридпат перевел взгляд на напарника.

Нэш, кажется, задремал. Глаза закрыты. Изо рта вырывается пар разгоряченного дыхания. Где-то вдалеке слышится лай. Скоро тут будут желающие полакомиться дохлятиной. Злость нахлынула горячей волной, принося из резерва организма новые силы. Эванс зарычал. Мысль молнией промелькнула в голове: «Ну уж нет. Я тут подохнуть не собираюсь!» Он заставил себя сесть. Все тело отдало болью. Голову сдавило тисками.

– Нэш! – позвал напарник.

Тишина.

– Нэш!

Миллер пошевелился, медленно поднял голову, посмотрел на напарника. Взгляд усталый, безразличный и какой-то больной.

– Нэш, надо валить отсюда! – сказал Эванс, перекатываясь на колени.

– Слышишь лай, бой? Нам не уйти, – задрав голову и посмотрев в небо, сказал Миллер.

Эванс приподнялся над крышками легковушек и сразу припал на одну ногу, стрельнувшую болью. Вытянувшись, упираясь о кузов, посмотрел вокруг. Лай слышен во дворе дома. Время что-нибудь придумать есть.

– Давай, Миллер, приходи в себя, надо убираться отсюда, – повторил Эванс, при этом принялся скидывать с себя лямки рюкзака.

Глубоко вдохнув, Миллер оторвался от асфальта и встал рядом с напарником.

– Надо перезарядить «Кедры», – сказал он и тоже полез в рюкзак.

На ржавой крыше оказалась фляжка с водой, чистые футболки, индивидуальные перевязочные пакеты, бинты, запасные магазины к пистолетам-пулеметам, коробки с патронами для «Кедров», АПС Кесаря, две гранаты РГД-5 и сплюснутая оранжевая коробочка с медицинскими препаратами.

Наскоро промыв и перемотав раны, вколов промедол, диверсанты принялись снаряжать пустые магазины. Лай слышался уже близко. Вот-вот из-за угла покажется новый враг. Распределив амуницию по свободным карманам разгрузки и разделив гранаты, остальное имущество снова сложили в рюкзаки. Надев чистые футболки на головы, «Береты» вывернули их и повязали наподобие балаклав или лыжных масок, так что снаружи остались только одни глаза. Обзаведясь нехитрой защитой головы и органов дыхания от пыли и холода, бойцы принялись наблюдать за обстановкой и вертеть головами в поисках путей отступления.

Разгоряченная кровь без движения стала быстро остывать. К тому же раздувался ветер, который поднимал снежинки вперемешку с острой слежавшейся пылью и гнал прочь, бил по глазам. Тут совсем рядом прозвучал резкий лай, и из-за домов со стороны двора выскочило несколько псов. Они вертели головами во все стороны и принюхивались, поводя носом по ветру. Ветер дул с их стороны, поэтому расположение отряда до сих пор было еще не обнаружено.

Промедол проник в кровь, растекся по телу, притупил боль. Теперь она была вполне терпима. Быстрые движения не вызывали дискомфорта.

Как только первая собака показалась из-за дома, диверсанты, не сговариваясь, пригнулись, скрываясь за баррикадой из ржавых кузовов автомобилей, ощетинившись короткими стволами «Кедров».

Высматривая возможные варианты, взгляд Эванса упал на дорожку кровавых следов, ведущую вдоль кузова пазика от того места, где на него напал горожанин и получил за это ножом под руку, после чего, шатаясь, поспешил ретироваться. Дорожка скрывалась за задней частью автобуса. Ридпат в полуприседе переместился вдоль кровавой дорожки, где обнаружил того самого мутанта. Горожанин, спешивший покинуть место сражения, пытался забраться в колодец канализации и даже приподнял тяжелую чугунную крышку. Но на этом его силы закончились. Совсем. Теперь он остывает кучей радиоактивного мяса возле спасительного для снайперской пары выхода.

– Миллер! – шепотом позвал Эванс, но ветер уносил слова, едва слышные из-за самодельной маски из футболки. Напарник по-прежнему следил за собаками, едва высовываясь над дверью легковушки.

Эванс решил не тратить время и все сделать самому. Он разогнулся, подошел