Ленинский. Неизбежность бури. - Василий Александрович Бурцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Эй, ты чего там застыл, приятель? Привидение, что ли, увидел?
Ридпат подавился криком. Голос напарника вывел его из оцепенения. Посмотрел перед собой. Силуэт перед ним – это просто собственная тень, отбрасываемая лучами фонаря напарника, который уже добрался до помещения, расположенного по другую сторону стены, и теперь светит ему, обозначая лаз. Эванс выдохнул. Чертыхнулся про себя и полез между труб.
Место, где они оказались теперь, являлось длинным и старым коллектором. Стены его не прямоугольной, а какой-то овальной формы, состоят из широких кирпичных блоков. Трубы пересекают его и уходят в стену дальше, но проход к ним надежно залит серым раствором. Остается лишь выбрать направление. Одно радует – стены и пол коллектора сухие, воздух без запаха и тоже сухой.
– Где это мы, как думаешь?
– Этому коллектору, наверное, столько же лет, сколько и городу. Видишь, им давно не пользуются, сухой и чистый.
– Странно.
– Что странно?
– Странно, что не пользуются, вроде бы еще надежное сооружение.
– Ладно, идем дальше. Если внутренний компас меня не обманывает, нам туда, – и Миллер первым зашагал по старому коллектору.
Шаги гулко разносились вокруг. Несколько раз стены меняли объем и кладку. Несколько раз повернули, изгибаясь. На пути повстречалось несколько ответвлений, больше похожих на широкие норы. В одном месте кладка частично обрушилась, образуя широкий и черный провал, через который в тоннель тугим потоком проникал холодный воздух. Слышался шум протекающей внизу воды. Его обошли стороной.
– А что там был за символ, перед провалом? Ты успел разглядеть? – спросил сзади Эванс.
– Нет, я даже не заметил, – обернулся Миллер. – А что там было?
– Я толком и не разглядел. Пятерня с растопыренными пальцами. На ладони крест, снизу две волнистых линии. Кажется так. Ай, ладно, не заморачивайся. Пошли дальше. Мало ли, диггеры в свое время развлекались, понаставили себе знаков развлечения ради, – пожал плечами Эванс.
Нога стала поднывать болью. Действие обезболивающего препарата, введенного в кровь, заканчивалось. Хотелось есть и пить. К тому же сказывалась усталость и долгое время без сна. Да и напарник сбавил темп.
– Давай-ка сделаем привал, Нэш, – предложил Ридпат. Нэш, как будто только этого и ждал, сразу остановился и привалился спиной к полуовальной стене коллектора.
Этот участок был немного шире остальных – от полутора до двух метров.
Миллер поставил фонарь на крышку корпуса таким образом, чтобы луч бил прямиком вверх, рассеиваясь и разгоняя мрак. Мрак отступил на несколько метров в стороны, оголяя неровные стены, которые в неверном свете искажались, отбрасывая тени, и представить их истинные размеры и форму отсюда не представлялось возможным.
Пошарив у себя в рюкзаке, Миллер извлек оттуда продолговатую коробочку, запаянную в полимерную пленку. Сухой армейский паек. Все разумные сроки годности его, конечно, вышли. Однако был он вполне съедобным и даже иногда вкусным. Наверное, это из-за того, что на армейском питании сильно экономили, снижая его стоимость и повышая срок годности, изготовители не стеснялись сдабривать поек химией.
Разорвав полимерную упаковку цвета хаки, Миллер извлек из нее картонную коробочку. Содержимое вытряхнул прямо на пол коллектора. Внутри оказалось несколько пачек высохших галет, мясные консервы, паштет, кабачковая икра, пакетик яблочного повидла, специи, пакетики с чаем и кофе, влажные салфетки, витаминные таблетки, а самое главное, четыре таблетки сухого горючего и металлическая пластина, с насечками по сторонам, образующими лепестки, как у цветка. Тут же в запаянном полимерном пакете лежат спички и серная полоска «черкаша».
– Не надо, прибереги, – остановил Миллер напарника, завидев, как Эванс полез к себе в рюкзак и уже намеревался извлечь свой паек. – Кто знает, сколько нам тут еще предстоит побродить.
Ридпат кивнул и отставил рюкзак в сторону. Сел прямо на пол, скрестив ноги на манеру йогов, и откинулся к стене. Положив «Кедр» на колени, принялся наблюдать за манипуляциями напарника, но не забывая прислушиваться и посматривать по сторонам, все-таки не понравился ему тот обвал со странной меткой на стене.
Тем временем напарник уже согнул лепестки металлических пластин в разные стороны, и получилась подставка для разогрева консервов. Уложив в середину таблетку сухого горючего, чиркнул спичкой, разжигая ровное пламя.
– Приберегу и это, – подобрав и выключив фонарь, сказал Эванс. После чего положил его к себе на колени.
– Перловку с мясом или тушенку? – спросил Миллер, разглядывая банки.
– Да мне вообще без разницы. Давай перловку, – сказал Эванс, и живот его нетерпеливо заурчал.
– Хорошо, перловку.
Разместив на подставке над огнем банку с кашей, Миллер принялся рассматривать продукты.
– Засохло, – постучав ногтем по пакетику с повидлом, констатировал напарник и, разодрав упаковку, разломил ее содержимое в ладони на две части. Протянул одну Эвансу. – Держи. На десерт. – Свою половину положил на опустевшую коробку и, взяв в руки банку тушенки, стал вчитываться в надписи на этикетке.
Эванс не стал дожидаться основного блюда и закинул засохшее повидло в рот. Взрыв вкуса вспыхнул на рецепторах языка. Кисло-сладкий кусок заставил рот обильно наполниться слюной, разжигая и без того зверский аппетит. В удовольствии Ридпат откинул голову к стене, закрыв глаза.
Тем временем Нэш поменял догоревшую таблетку на новую. Огонек пламени сухого горючего мерно колыхался, нагревая жестяную банку.
Где-то невдалеке позади послышался едва различимый всплеск.
Эванс открыл глаза, повернул голову и прислушался. Тишина. Показалось?
Хлоп!
Это вздулась нагретая банка перловой каши. И все остальные звуки сразу вылетели из головы. Желудок снова дал о себе знать, заурчав.
Миллер ловко поменял банки местами, и теперь на подставке грелась тушенка. Как только Нэш проткнул жесть кончиком ножа, из банки вырвался дурманящий запах еды – мясо и специи вперемешку с крупой. Напарник легко вырезал
