Жена Моцарта (СИ) - Лабрус Елена

— Решать другие насущные вопросы, — встала я. — Или ты думаешь все заработает само собой?

— Подожди, — развернулась она к Руслану, присевшему за стол с чашкой кофе. — Ты сказал штат программистов? Но ведь сервера сгорели!

— Ты в курсе что такое резервное копирование? — провёл он рукой по непривычно коротким волосам.

— Скажу, что термин интуитивно понятен.

— Тогда, думаю, также интуитивно понятно, что все это время парни тоже работали. Восстанавливали данные. Налаживали связь.

— Связь?!

— Саш, ты когда просила подключиться к камере Барановского, — вмешался Антон, пока я стоя доедала йогурт. — Как ты думаешь, она сама там появилась?

— Нет, конечно, — удивилась она. — Но я думала, что камера там уже стоит, вы просто можете что-то там взломать и получить к ней доступ.

— Можем, — задумался Рус.

Пришлось подождать, пока он «отвиснет».

 — Кроме камер, доступ к которым мы можем взломать, — наконец ответил Руслан, — установлено сотни тысяч наших собственных камер. И пусть пока мы не можем подключаться ко всем из-за сгоревших серверов, на время ослепли и оглохли, а на новое оборудование такого уровня нужна просто немыслимая куча денег, но всё это время камеры исправно выполняют свою работу — в шифрованном виде подают информацию для резервного копирования. А это значит, когда новые сервера будут куплены и подключены, мы снова сможем выходить связь с любой камерой в онлайн-режиме. С любой, что нас интересует в данный момент, или чьи записи нам нужны.  Я надеюсь, когда-нибудь всё снова заработает полностью, а пока мы выжимаем максимум возможностей из того, что нам доступно и удалось восстановить, и ждём, когда Моцарт поправится и выйдет, — одним глотком допил он кофе.

Пока Рус наливал себе новое ведёрко кофе, чтобы взять с собой, я посмотрела на Бринна. И, кажется, он понял меня без слов: мы найдём деньги.

— А если Сергей не выйдет? Если его неприкосновенность не подтвердят? — ткнула Сашка в больное.

— Даже если не подтвердят, — швырнула я ложку в мойку и громко хлопнула дверцей шкафа, бросив пустой стаканчик в мусорное ведро.  — Даже если он не выйдет, гостиница будет работать! И деньги на новые сервера мы найдём! Всё будет работать и без него!

Я оттолкнула Бринна и выскочила из кухни.

— Жень! Жень! Да погоди ты! — выбежал он за мной.

— Да что с тобой, Жень? — догнал меня Антон в коридоре. — Ты после тюрьмы просто сама не своя который день.

— Он попрощался со мной, Антон, — задрала я голову, чтобы не потекли слёзы и сглотнула вставший в горле ком. — Понимаешь? Попрощался! Сказал, чтобы я жила своей жизнью, а его забыла.

— Жень! — покачал головой Бринн.

Глаза всё же наполнились слезами. Да и чёрт с ними — пусть текут!

— Он всё оставил мне, всё — свою квартиру, гостиницу, ресторан, и дал распоряжение адвокату подготовить документы на развод. Я могу подписать их в любой день. 

— Жень, он же не знал, что шанс выйти есть. До сих пор не знает. Он хотел поступить правильно, сделать как лучше для тебя. Уверен, именно это он имел в виду и ничего больше: дать тебе свободу, избавить от обязательств ждать его двадцать лет. Это слишком долго, Жень, двадцать лет. Слишком долго. Тебе всего восемнадцать.

— Да?! Супер! Дал обязательства — забрал обязательства. Отличное решение! — вытерла я слёзы. — Но знаешь, что?

Он замер, хмуро сдвинув брови к переносице.

— Давай работать! — достала я из кармана бумажный платок, без пачки которых теперь не ходила. — Давай просто сделаем всё, что в наших силах, а там видно будет. Потому что я не хочу думать о том, что он прав.

— Он не прав, Жень!

— Антон, — вытерев нос, скомкала я салфетку и упрямо покачала головой. — Его выход из тюрьмы пока под большим вопросом. Его жизнь пока под большим вопросом! И, возможно, окажется, что он один, как всегда, и был прав. Просто мы не желаем осознавать истину, что ему уже не выйти. Он один трезво оценивает свои шансы, а мы закрываем глаза и суём голову в песок в тщетной надежде на «всё образуется». Потому что он всё же Моцарт!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Моцарт знает не всё! — упрямо тряхнул головой Бринн.

Я усмехнулась.

— В курсе. Наверное, только поэтому я и делаю всё, что в моих силах. И не даю себе права сдаваться и думать о том, что он мне сказал, — выдохнула я.

Только поэтому и держусь. Только потому и стараюсь не сходить с ума, думая о том, как он там сейчас, один, избитый, в карцере. Борется за жизнь. И никто его не обнимет, не возьмёт за руку, не поддержит, не скажет доброго слова.

— Жень! — окликнул меня Руслан. Я поспешно вытерла вновь накипевшие слёзы и повернулась. — Хорошо, что вы ещё не ушли. У меня тут есть одна идея… — он замялся, глянув на Бринна. И оглянулся на библиотеку, приглашая нас туда.

— Ну пойдём, расскажешь, — охотно согласилась я.

Но неожиданно разнервничался Антон:

— Рус, если это то, что я думаю, то нет. Нет, слышишь?! — буквально выкрикнул он, входя вместе с нами в библиотеку.

— Мы должны использовать любую возможность, — проигнорировав его, сел на своё рабочее место Руслан и привычно защёлкал по клавишам.

— Не вздумай ей даже показывать эту запись! — пытался Бринн то загородить собой мониторы, то остановить меня.

— Да объясните в конце концов что происходит! — не выдержала я. 

Бринн обречённо выдохнул.

— Твой друг Лёвин сделал запись через окно кухни. Рус достал видео из его телефона.

— Через окно кухни, когда…

О, чёрт! Я прикрыла лицо рукой. Когда Сагитов меня чуть не изнасиловал.

И они это видели? Грёбаный стыд!

Я простояла так пару секунд, раздумывая. А потом убрала руку от лица, выдохнула и выпрямилась, обращаясь к Руслану:

— А знаешь, что? Если это может как-то помочь, хер с ним, размещай где хочешь! Я сказала, что пойду на всё, если это поможет, и пойду, — я упёрла руки в бока. — Я согласна. Что ты хочешь делать с этой записью?

— Ничего, — укоризненно посмотрел Рус на Антона и выразительно покачал головой. — Вообще-то я хотел предложить взломать систему голосования парламента.

— Взломать что? — выпучила я глаза.

— Систему голосования, — чуть не по складам громко произнёс Руслан, словно я глухая. — Когда прокуратура придёт со своим обвинением и потребует снятия сенаторской неприкосновенности, сенаторы обязаны будут за это проголосовать. И я могу сделать так, что большинство из них проголосует отрицательно.

— Так это же отличная идея!

— Пока мне тоже так кажется, — прошёлся пальцами Руслан по клавиатуре, как пианист по клавишам рояля. — Но посмотрим.

— А когда будет очередное заседание Верхней Палаты? — вмешался Бринн. — Насколько я помню у Совета Федерации до конца декабря зимняя сессия. Но собираются они не каждый день.

— Не менее двух раз в месяц. И по иронии судьбы именно в пятницу, когда должен был состояться суд, будет очередная, — ответил Рус.

— Уже завтра? — застыла я.

— И не думаю, что прокуратура будет тянуть, — потёр лоб Рус. — Думаю, именно завтра они и явятся со срочным вопросом, именно потому Сергея пока и не выпустят под любым предлогом. А завтра у Верхней Палаты как назло, — он скривился, глядя в экран, — вроде заявлено закрытое заседание. Фото-, кино-, видеоосъёмка, средства телефонной, радио- и звукозаписи запрещены.

— И мы даже не узнаем получилось у нас или нет?.. — всё оборвалось у меня внутри.

— Над доступом к камерам в зале заседаний, даже если их отключат, пожалуй, мы тоже ещё успеем поработать, — задумчиво ответил Рус.

— Тогда работайте! И-и-и… Рус, — развернулась я, уже уходя. — Удалите чёртово видео, снятое Лёвиным, чтобы и следов от него не осталось.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Именно это я сразу и предлагал, — развёл руками Бринн, — а не транслировать сенаторам в надежде, что запись убедит их: Сергей был прав, когда пустил этому козлу пулю в лоб…    

— Чёрт! — прервала я поток его возмущений, хотя Рус и так был согласен, что идея глупая, и посмотрела в упор на Антона. — Кажется, я знаю, кто нам сейчас нужен, как никогда. Кто может сказать наверняка...