В верховьях «русской Амазонки»: Хроники орнитологической экспедиции - Евгений Александрович Коблик

полки свалилась коробка, наполненная мешочками со змеями. Не менее десятка гадов, в том числе ядовитые щитомордники и здоровенные кусачие амурские полозы, умудрились выбраться из упавших, ослабивших завязки мешочков и расползтись по вагону.

На счастье Шуры, плацкартный вагон был на тот момент набит демобилизованными воинами, возвращающимися домой после прохождения службы. Страшно даже подумать, какой тарарам поднялся бы, если бы змей обнаружили обычные пассажиры! Увидев свернувшуюся под столиком рептилию, бойцы смекнули, что это имущество едущего с ними «дуремара». Не стали звать проводников, без паники подождали владельца, продолжая выпивать и закусывать. Вернувшийся Шура уговорил дембелей на рискованную операцию по находке и поимке всех беглецов под своим квалифицированным командованием. Для пущего авторитета он упомянул, что 12 лет назад служил в Монголии и является старшим сержантом танковых войск в запасе (что было чистой правдой). Главное, чтобы военнослужащие не пытались сами поймать опасных рептилий, предоставив эту задачу опытному Шуре.

Дембеля с воодушевлением включились в щекочущую нервы игру, так разнообразящую их путевое существование. Все змеи были найдены и пойманы, инцидент сочли исчерпанным. Правда, по окончании мероприятия Шуре пришлось полночи пить водку с новоявленными змееловами и травить армейские байки вперемешку с экспедиционными историями.

Перед возвращением в Москву мы телеграфировали знакомым и родственникам дату и время нашего приезда. Чтобы встречали, желательно с машиной – груза было многовато, а с транспортом в те годы – не очень. Но случалось, что встречающие без толку приезжали на вокзал по два-три раза – поезда порой сильно запаздывали, да и мы ошибались с датами, не учтя разницу между скорым и пассажирским составами.

Неважно, прилетали ли мы в Хабаровск из Москвы или приезжали по Транссибу, дальше предстояла пересадка на местный поезд, идущий вдоль Уссури до Владивостока и останавливающийся на небольших станциях. Чаще всего ездили в общем вагоне с жесткими полками, благо оставалось уже не так далеко. Понятно, что вертолет из Хабаровска прямо до Улунги и Зевы представлял собой в те времена разовое исключение.

Пожалуй, это была самая интересная часть пути. В дымке слева терялась обширная пойма Уссури, за ней фиолетовыми контурами еле угадывались сопки на китайской стороне. С востока подступали невысокие сопки с еще голыми лиственными рощами. Мелькала мозаика лугов с жухлой желто-бурой травой, увитых толстыми лианами низкорослых галерейных лесов вдоль небольших речек, поросших чапыжником и вейником марей с дубово-лиственничными рёлками и окнами темной воды, отдельно стоящих огромных тополей с омелами на белесых ветках.

Открывавшийся пейзаж чем-то смахивал на многократно виденный по телевизору африканский буш в разгар сухого сезона. Костя сразу же придумал для такого типа маньчжурских лесостепей меткий термин – «саванноиды». Временами небо заволакивало дымом и были видны змеящиеся огненные фронты неизбежных весенних палов, оставляющих за собой бесплодные черные пространства.

Поезд шел медленно, останавливаясь на частых полустанках, появлялась возможность как следует разглядывать птиц. По крайней мере, крупных. Поражало обилие сорок вдоль железнодорожных путей и вообще везде! Дальневосточная раса сороки – мелкая, относительно короткохвостая, с малым количеством белого на спине и крыльях, скорее синим, а не зеленым отливом на рулевых перьях и совсем другим голосом, чем у нашей сороки. Зато гнезда у местных сорок большие и плотные, вытянутые вертикально. И расположены они открыто и высоко – на деревьях, телеграфных столбах, мачтах ЛЭП и железнодорожных конструкциях. Иной раз на одной опоре друг над другом громоздится четыре-пять старых и новых гнезд. Здешняя сорока явно имеет тягу к общественному образу жизни.

По насыпям степенно ходили восточные «чернолицые» грачи и пегие даурские галки. В бледно-голубом небе над открытыми пространствами, трепеща крыльями, зависали блекло-рыжие пустельги, среди них изредка попадались и только что прилетевшие амурские кобчики с красными штанами и белыми подкрыльями. Над марями далеко видными черно-белыми крестиками барражировали красавцы пегие луни – конечно самцы, скромных самок на буро-пестром фоне было не разглядеть. С громким хлопаньем крыльев снимались с недавно оттаявшей влажной земли большие горлицы, в заполненных водой кюветах суетились мелкие кулики, целенаправленно летели на север какие-то вьюрковые и овсянки.

С поезда отряд сходил (точнее – выгружался) на станции Бикин. Лишь самые низовья «русской Амазонки» находились в Бикинском районе – вытянутом вдоль Уссури самом маленьком и южном в Хабаровском крае. Весь остальной бассейн реки площадью 22,3 тыс. км² простирается в гигантском Пожарском районе Приморья. Райцентр Бикин (единственный город района), изначально бывший станицей Уссурийского казачьего войска, разросся вокруг железной дороги. У здания вокзала с чириканьем и щебетом летали только что прибывшие рыжепоясничные, или даурские, ласточки. Кое-кто из них уже начал лепить влажные свежие полукруги под бетонными конструкциями, виднелось и немало прошлогодних гнезд – массивных полусферических построек с недлинным входным туннелем вдоль потолка, хорошо отличающихся от гнезд деревенских и городских ласточек. Через месяц все карнизы снизу будут облеплены гнездами, а сверху засыпаны пометом.

Затем следовал бросок на рейсовом пазике через поселки Бурлит и Федосьевку до Лучегорска. Сразу за одноименной станцией реку Бикин пересекали два моста – автомобильный и железнодорожный, других мостов через Бикин нет и поныне. Вихлястая, местами асфальтовая, местами проселочная дорога оставляла желать много лучшего. На ухабах у нас клацали зубы, а немалый багаж опасно скакал в задней части автобуса, представляя угрозу для пассажиров. Больше всего места занимали продукты, которые мы везли из Москвы – на дальних рубежах России в начале и середине 90-х мало что подходящего удавалось достать.

Лучегорск – это уже север Приморского края, административный центр Пожарского района. И по сию пору он считается поселком городского типа, хотя населением превосходит город Бикин. Прежней столицей района было село Пожарское, Лучегорск же – сравнительно новый населенный пункт, выросший к 1968 г. вокруг Приморской ГРЭС и угольного разреза. Высоченная труба ГРЭС (330 м, самая высокая на Дальнем Востоке) начинала маячить на южном горизонте еще от Бурлита. К северо-востоку, от Лучегорска до Благовещенки, протянулось живописное Лучегорское водохранилище, образованное речкой Контровод, запруженной дамбой. На водохранилище мы наведывались неоднократно, каждый раз находя много интересного. Например, на наших глазах там появились чомги, стремительно расселяющиеся из Южного Приморья.

Кстати, всего в 35 км к западу от Лучегорска, на Уссури, расположен тот самый остров Даманский – яблоко раздора в 1969 г. и причина последующей волны переименований китайских топонимов. Ныне он принадлежит Китаю.

На автовокзале в Лучегорске можно проститься с сизыми голубями – дальше в поселках Бикина их не будет. Напоследок – еще один переезд. Из Лучегорска по разбитому проселку на автобусе с непредсказуемым расписанием,